Рассмотрены причины углубления неравенства в глобализирующемся мире. Обоснована необходимость паритетного распределения издержек глобализации.

Транспортная, коммуникационная, информационная и регуляторная революции практически устранили географические и политические препятствия для экономической интеграции суверенных государств. Однако все эти революционные достижения способствуют развитию стран мира далеко не в одинаковой степени. Глобальная добавленная стоимость распределяется между узким кругом транснациональных корпораций (ТНК) развитых стран мира, которые фактически олигополизировали мировые рынки.

Согласно данным Доклада о мировых инвестициях Конференции ООН по торговле и развитию (ЮНКТАД), в 2014 г. продажи иностранных филиалов ТНК увеличились на 7,6% до 36,4 трлн. долл., общая стоимость их активов возросла до 102 трлн. долл. (что на 25 трлн. долл. больше размера мирового ВВП), а занятость составила лишь 75 миллионов человек, что соответствует только 2,4% от общего количества работающих в мире [1, C. 18].

Доходы ТНК настолько велики, что по итогам 2014 г. среди 100 крупнейших экономик мира только 57 были суверенными государствами, остальные 43 – это ТНК. Например, выручка крупнейшей американской ТНК Wal-Mart Stores в 2014 г. составила 476 млрд. долл., что больше чем размеры ВВП в 165 отдельно взятых странах мира.

Исходя из вышесказанного, можно сделать вывод, что олигопольные позиции ТНК в глобальной экономике выступают основной причиной мировых дисбалансов и диспропорции доходов между развитыми странами и странами с формирующимися рынками (развивающимися странами). Этот вывод должен служить предостережением для России, которая хотя и входит в десятку крупнейших экономик мира, однако очень слабо интегрирована в транснациональную цепочку создания глобальной стоимости. В 2014 г. в рейтинге Fortune Global 500 крупнейших компаний мира по размеру выручки присутствовало всего 8 российских компаний (против 128 американских), а в рейтинге Financial Times Global 500 крупнейших компаний по размеру рыночной капитализации российских компаний было и того меньше – всего 7 (против 203 американских).  

Как известно, в экономической теории традиционно рассматриваются такие факторы производства, как земля, трудовые ресурсы, капитал, информация (технологии). Но в западной (преимущественно англосаксонской) модели применяется еще один, так сказать, нехрестоматийный фактор производства – система права, с помощью контроля над которой западным компаниям обеспечивается получение сверхприбылей. Очевидно, что в условиях всеобщей либерализации мирохозяйственных связей, технологического и инвестиционного лидерства западных ТНК, для последних практически не существует барьеров для вхождения на внутренний рынок третьих стран. Но таким компаниям трудно чувствовать себя уверенно, если их деятельность должным образом не поддерживается на законодательном уровне через институт лоббизма. Такое лобби, в частности, гарантируют юридические компании, которые помогают ТНК преодолевать барьеры на национальном уровне, требуя от стран-реципиентов присоединения к международным (преимущественно англосаксонским) правовым нормам, стандартам отчетности, корпоративной культуре. Таким образом, уменьшается неофициальная коррупционная составляющая и повышаются возможности ТНК для отстаивания своих интересов в органах законодательной и исполнительной власти страны пребывания. Российским компаниям в будущем будет трудно выходить и удерживаться на глобальных рынках, если должным образом не будет организована поддержка их деятельности по указанной выше схеме (что в принципе невозможно в силу отсутствия уникальной российской правовой системы, используемой для совершения транснациональных сделок, а также российских глобально оперирующих юридических компаний).

Однако незначительное присутствие российских компаний на глобальных рынках является далеко не самой существенной проблемой для России. Наибольшую опасность для российской экономики и государственного суверенитета представляет деятельность на ее территории западных ТНК, повсеместно насаждающих чуждую славянскому православному генотипу потребительскую культуру.

Демонстрацией того, какие долгосрочные последствия для восточных цивилизаций может иметь проникновение в них западной хозяйственной практики, являются исторические примеры Китая и Индии. Сегодняшние достижения Китая и Индии в экономике, выдвижение этих стран на роль мировых лидеров преподносятся как нечто беспрецедентное. При этом часто без внимания остается тот факт, что еще 300 лет назад эти две страны были крупнейшими экономиками мира – многократно превышающими размеры экономик Британии и будущих США. По данным британского экономиста Э. Мэддисона, в 1700 г. доли Индии и Китая в мировом ВВП составляли соответственно 24,4% и 22,3%, а доли Великобритании и будущих США, соответственно 2,9% и 0,1%. Доход на душу населения в Китае и Индии лишь в 2 раза был меньше британского и превышал доход на душу населения на территории, которая впоследствии стала США. При этом Китай и Индия по численности населения превосходили будущие США соответственно в 138 и 165 раза [2, С. 564–577].

Следует подчеркнуть, что Китай долгое время отказывал западным державам, прежде всего Великобритании, в установлении дипломатических и торговых отношений, не проявляя заинтересованности в приобретении их «хитроумных технических изделий», таким образом защищая собственную самодостаточную культуру и цивилизацию. Тогда для захвата китайских рынков Британия навязала Поднебесной империи незаконную опиумную торговлю. Результатом стало всепроникающее взяточничество в Китае, охватившее органы региональной и центральной власти, и значительно подорвавшее национальные этические стандарты. После поражения в опиумных войнах Китай потерял контроль над своей внешней торговлей и внутренним производством. Так жажда обогащения (коррупция) помешала поддержанию традиционных ценностей в Китае и на целое столетие дестабилизировала его развитие. В свою очередь Индию называли «Гоморрой коррупции» в период пика деятельности там британской Ост-Индской компании. В данной связи следует подчеркнуть, что процессы разрастания коррупции и последующего расшатывания нравственных устоев на постсоветском пространстве в период так называемых рыночных преобразований также во многом опирались на «поддержку» Запада в виде технической помощи, грантов, кредитов, инвестиций непроизводственного характера и других цивилизованных форм завуалированного взяточничества.

На современном этапе отношения Китая с Западом являются близкими к колониальным, что проявляется в нескольких аспектах. Во-первых, через практическое применение теории международной торговли (международного разделения труда), разработанной британскими экономистами, в частности, А. Смитом и Д. Рикардо. Ведь за счет массового производства и дешевой рабочей силы Китай обеспечивает США и остальные страны Запада практически неограниченными объемами продукции в обмен на нелимитированную эмиссию доллара, большая часть которой возвращается из Китая в США (несмотря на экономические проблемы Америки), поскольку доллар сохраняет за собой статус ключевой международной резервной валюты. Во-вторых, более половины китайского производства и экспорта приходится на западные ТНК, а это означает, что значительная часть китайского ВВП формируется за счет доходов этих компаний, а, следовательно, не обязательно должна распределяться на пользу национального развития. В 2012 г. средняя заработная плата рабочего в сфере промышленности Китая составляла лишь 8,6% [3, C. 11], а доход на душу населения в Китае в 2014 г. лишь 14% от аналогичных показателей для США. То есть более чем тридцатилетний экономический подъем в Китае пока так и не привел к тому выравниванию доходов между англосаксонской и китайской цивилизациями, который имел место триста лет назад. В-третьих, в 2008 г. Китай вышел на первое место в мире по количеству зарегистрированных патентов. Однако доля Китая в поступлениях в виде роялти и лицензионных платежей в 2013 г. составила лишь 0,3% от их мирового размера против 41,4% доли США и 34,8% доли ЕС [4, C. 136]. Причина подобного разрыва, в частности, заключается в том, что Китай не обладает в настоящее время эффективными инструментами защиты своих инноваций на международном уровне. Китаю нужны мощные транснациональные юридические компании, которые будут способны обеспечивать защиту прав интеллектуальной собственности. У китайцев таких компаний пока нет, а у англосаксов они есть. Ведь почти все пятьдесят крупнейших и влиятельнейших в мире юридических компаний зарегистрированы в Великобритании и США [5, С. 27].

Итак, роль Китая в процессах глобализации еще не определилась. При сохранении текущих опережающих темпов экономического роста в течение ближайших лет Китай имеет шансы стать крупнейшей экономикой мира (в рыночных ценах). Но повлечет ли за собой смена глобального экономического лидера также соответствующую трансформацию господствующей в мире системы ценностей? Другими словами, допустят ли страны Запада насаждение в планетарных масштабах социалистических идеалов по образцу китайской модели общественного развития? Такая перспектива маловероятна [6, C. 150]. Граждане западных стран пока не готовы жертвовать комфортным и безбедным существованием во имя торжества идеалов гармонии и социальной справедливости. Гораздо проще уступить Китаю пальму первенства по объему ВВП, но тогда вынудить его и дальше поддерживать функционирование модели глобального неравенства в интересах «золотого миллиарда».

Данная гипотеза не лишена оснований, поскольку до сих пор Китай так и не представил альтернативной модели мирового развития. Даже сам термин «Пекинский консенсус», якобы противопоставляемый «Вашингтонскому консенсусу», вошел в обиход после одноименной публикации британского Центра иностранной политики [7]. Несмотря на наибольшую долю в общей численности населения мира, «голос» Китая очень слабо присутствует в глобальном информационном пространстве. В частности, это связано с тем, что общепризнанным языком международного общения продолжает выступать английский, а глобальные СМИ, включая Интернет, фактически подконтрольны западным мультимедийным конгломератам.

В течение многотысячелетней истории своего развития Китай зарекомендовал себя как самодостаточная и неагрессивная цивилизация. Вопреки первенству в изобретении пороха, Китай не смог дать отпор Британии в опиумных войнах, Япония с легкостью завладела Манчжурией и, если бы не помощь СССР, Китай, очевидно, по сей день пребывал бы в статусе американо-европейской полуколонии в буквальном смысле. С учетом беспрецедентного послушания и высокой производительности труда китайских работников полный переход Китая на капиталистическую модель гипотетически мог бы на долгие годы продлить жизнь западной потребительской модели.

Как известно из теории сравнительных преимуществ, способность страны конкурировать на глобальном рынке обеспечивается не столько наличием ресурсов, товаров и технологий как таковых, а возможностью снижать свои производственные расходы относительно других стран. Общеизвестно, что международная конкурентоспособность Китая определяется не столько присутствием на его территории сборочных цехов наиболее известных западных ТНК, сколько издержками производства, которые являются одними их самых низких в мире. Снижение затрат – это не только заслуга Коммунистической партии Китая. Главная причина – климат. Прямая зависимость конкурентоспособности страны от климатической зоны, в которой она расположена, показана в частности в работах А. Паршева и В. Галина [8; 9]. Более 70% китайского экспорта и 70% всех зарубежных прямых инвестиций в Китай приходится на два региона – провинцию Гуандун и Дельту реки Янцзы [10, C. 8]. Для этих регионов характерен влажный морской или субтропический климат, при котором температура зимой практически не опускается ниже нуля градусов. В условиях такой мягкой зимы, нет необходимости ни в затратном и длительном отоплении помещений, ни в покупке дорогой теплой одежды. Потребности организма в потреблении жиров и углеводов в несколько раз ниже, чем в России в тот же зимний период. Благодаря теплому климату компании могут удерживать заработную плату рабочих, инвестиции в основной капитал и амортизационные расходы на относительно низком уровне. Наоборот, с учетом холодной и суровой зимы, в России затраты на строительство, проведение водопровода, канализации, отопления, электроснабжения, ремонт дорог в несколько раз выше, чем в Китае и в других странах с относительно теплым климатом (не исключая и страны Западной Европы). Поэтому, даже при резком снижении цен на металлы или продукцию сельского хозяйства, производство в Китае остается прибыльным, в то время как российские производители несут прямые убытки, так как не могут сократить свои расходы в силу действия непреодолимых законов природы.

Возникает резонный вопрос, почему же, несмотря на возросшую конкуренцию со стороны Китая, США и их транснациональные компании до сих пор являются лидерами глобализации, сохраняя при этом такой высокий уровень зарплаты собственным гражданам? За счет каких ресурсов это становится возможным? Технологий? Не только. По количеству ежегодно подаваемых патентных заявок Китай уже вышел на первое место в мире, обогнав США. Американские компании такие успешные, прежде всего, потому, что они субсидируются за счет своей национальной валюты. В долларах США не только осуществляется львиная доля международных расчетов и платежей, но и котируются практически все сырьевые товары, продаваемые на международных товарных биржах. За счет поддержки монополии на эмиссию доллара и его ни с чем не сравнимой покупательной способности США обеспечили себе абсолютные преимущества в международной торговле. Ведь себестоимость печати стодолларовой купюры составляет всего несколько центов, что делает производство долларов США наиболее прибыльным бизнесом в мире (а Федеральную резервную систему – наиболее конкурентоспособной глобальной корпорацией). Поэтому США могут позволить себе приобретение дорогостоящих ресурсов – высококвалифицированной рабочей силы, интеллекта и сырья – по минимальным затратам, обеспечивая всем своим отраслям такой высокий уровень прибыли, с которым не могут соперничать никакие другие мировые производители. За счет статуса доллара, как неофициальной ключевой резервной валюты, США обладают практически неограниченными возможностями также и по обслуживанию своего внешнего долга.

Кроме того, благодаря созданию и дальнейшему доминированию в ведущих международных организациях (ООН, МВФ, Группе Всемирного банка, ГАТТ/ВТО), неправительственных мозговых центрах и профессиональных ассоциациях, которые объединяют представителей крупного капитала, США, наряду с Великобританией и другими странами «золотого миллиарда» устанавливают стандарты и контролируют правила взаимодействия всех стран мира в сфере международных публичных, корпоративных и финансовых отношений. На защите прав интеллектуальной собственности Запада стоят легионы англосаксонских юристов [11, C. 41–42]. В частности, именно поэтому Китай не может пока претендовать на адекватную денежную компенсацию от собственных изобретений.

Глобальный финансово-экономический кризис, разразившийся в 2007 г., со всей однозначностью обнажил политику «двойных стандартов» в перераспределении ресурсов планеты, встряхнул и пробудил мировое интеллектуальное сообщество, основательно пропитавшееся парами неолиберального дурмана. Однако кризис – это лишь следствие асимметричного накопления глобальных интеллектуальных, финансовых и материальных активов в пользу непомерно усилившегося англосаксонского центра влияния в мире. Первопричина же глобальной нестабильности связана с утратой межсистемного баланса.

Следует отметить, что в последнее время господствующая в мире неолиберальная идеология подвергается жесткой критике даже в лагере ведущих экономистов Запада. Однако, несмотря на потерю доверия мирового сообщества к универсальности применения неолиберальной доктрины, а также все ее недостатки и ограниченности, на сегодня не существует мощного идеологического и системного противовеса.

 Отсутствие реально востребованных в мире альтернатив рыночному фундаментализму является существенной проблемой современности. В этом контексте нужно отметить несколько аспектов. С одной стороны, неолиберальная англосаксонская модель обеспечила доминирующие позиции Великобритании и США в рамках финансовой глобализации. Но, с другой стороны, текущий финансовый кризис актуализировал вопрос усиления государственно-частного партнерства, выявив беспомощность парадигмы эффективных (саморегулируемых) рынков и продемонстрировав то, что бесперебойная деятельность бизнеса и финансового сектора, в сущности, невозможна без их поддержки со стороны государства. Сочетание неолиберальных и неокейнсианских подходов в рамках последних антикризисных программ актуализировало вопрос разработки качественно новой синтезированной парадигмы общественного развития.

В послевоенный период советская система служила надежным барьером от безудержной всепланетарной экспансии англосаксонского глобализма. Но усилия для поддержания жизнеспособности советского образа жизни оказались недостаточными даже в самом СССР, что сделало невозможным его дальнейшее развитие также и в остальном мире. Следует серьезно изучить следующий вопрос: представляет ли система социализма на фундаментальном уровне действительную альтернативу системе рыночного фундаментализма? Ведь до сих пор на практике каждая из этих систем использовала свои специфические методы и механизмы эксплуатации трудовых ресурсов без предоставления адекватной компенсации. В системе рыночного фундаментализма эта эксплуатация завуалирована через применение развитых финансовых механизмов, которые создают иллюзию всеобщего благосостояния, но одновременно в социальном контексте демонстрируют свою сравнительную ограниченность. В свою очередь социалистическая система может функционировать только в условиях жесткого самоконтроля и самоограничения всех без исключения членов общества – от простых граждан до верхушки элит – и это с учетом истинно христианской жертвенности со стороны наиболее одаренных представителей этого общества. Социализм сегодня отрицается как неэффективная система, прежде всего, из-за негативного советского опыта. Но если посмотреть на систему, сложившуюся после распада СССР, то реальной жизнеспособной альтернативы неолиберальной англо-американской модели капитализма на сегодня не предложено. Что касается доминирующей в мире системы ценностей, то в ее основу была положена эксплуатация человеческих страстей и пороков, за счет которых были приобретены те преимущества, которые движут экономическое общество вперед, но возникает большой вопрос, можно ли считать это движение гуманистическим?

Объяснение тех противоречий, которые существуют сегодня между провозглашенными принципами гуманистического сосуществования западной цивилизации и их практическим воплощением на уровне международных организаций и транснационального бизнеса, следует искать в самой природе человека. Еще греческие философы определяли человека как микрокосм – миниатюрную вселенную. Такие сравнения в течение последующих веков постепенно укрепляли в человеке чувство своего величия, чрезвычайной важности в этом мире, которые, начиная с эпохи Просвещения, предопределили постепенное гипертрофирование ценностей западной цивилизации. Ведь наряду с развитием гражданского общества, институтов частной собственности, свобод и прав человека система культивировала в нем такие асоциальные качества, как жадность, алчность, стяжательство, которые становились причиной многих кризисов, сопровождавших эволюционное развитие западной, а теперь уже и мировой цивилизации.

Следует отметить, что в своей специфической интерпретации коммунитарные принципы лежат в основе социального развития как на Востоке, так и на Западе. Но для развития восточных обществ характерна высокая степень хаотичности, разбросанности, дисперсии поступков, тогда как в обществах Запада преобладает последовательность действий, поддержание дисциплины, подчинение правилам, ориентация на достижение конкретной цели. Очевидно, что попытки насильственной конвергенции этих двух поведенческих типов, предпринимаемые Западом в отношении Востока, и являются причиной всех кризисных явлений глобальной экономики. Поэтому при разработке альтернативной парадигмы развития очень важным является учет именно этих поведенческих различий.

Безусловно, Россия не может полностью отстранится от глобальных интеграционных процессов (хотя такая изоляция на ближайшее столетие, возможно, была бы наилучшим решением для восстановления нашей самобытности), поскольку является частью евразийского пространства и традиционно находится под мощным влиянием европейской цивилизации. Но интеграция России в глобальное экономическое пространство продолжает происходить на дискриминационных условиях, когда сотрудничество в основном сводится к импорту готовой продукции и инвестиций посредническо-торгового (непроизводственного характера) взамен сырья, в том числе сельскохозяйственного, что вписывается в традиционную схему торговых отношений между метрополией и колониями. Таким образом, страны «золотого миллиарда» защищают свои высокие стандарты жизни, основанные на монопольном контроле высоких технологий, позволяющих глобальной капиталократии получать высокую долю добавленной стоимости в торговле с Россией, обеспечивая, таким образом, условия для «неравного обмена».

Россия выступает ядром Восточно-христианско-евразийской цивилизации, которая по принципам своего построения и функционирования существенно отличается от Западной цивилизации. Эта принципиальная несовместимость славянской и европейской цивилизационных матриц исключает возможность равноправного сотрудничества и выработку единой приемлемой для обеих сторон программы долгосрочного развития (в полном соответствие с русской пословицей «что русскому хорошо, то немцу – смерть»). Атрибутивное, чисто внешнее подражание Западу в России в обустройстве быта и ведении хозяйства не означает одновременного встраивания России в эволюционную парадигму западных ценностей и безоговорочного  принятия ее основополагающих институциональных механизмов. Прежде всего, это касается саботажа славянской поведенческой психологией таких базовых понятий европейской социально-экономической модели, как конкуренция, материальный фетишизм и научный подход (техническая модернизация), а также умаления значимости договорных и правовых отношений, пронизывающих все без исключения сферы организации жизни европейского социума [12, C. 15]. 

Самая большая хозяйственная проблема России – в  непоследовательности развития, в постоянном пребывании в состоянии «творческого разрушения», которое, в отличие от Запада, ведет к абсолютно нерациональному использованию высвобождаемых ресурсов, основывается на повсеместной демонизации достижений предыдущих поколений. Это мешает объективно оценить место и роль России в мире, вычленить из истории то продуктивное, что могло бы служить основой нашего современного развития. Ведь у нас есть богатый цивилизационный опыт, который уходит своими корнями, как в традиции Киевской и Московской Руси, так и в создание сталинского Города Солнца. На этот опыт можно опираться и для повышения собственной самооценки, и для формирования соответствующего международного имиджа. История восхождения англосаксонских стран на Олимп мирового могущества также переполнена антигуманными действиями, но они научились представлять их в выгодном для собственного развития свете.

Итак, в условиях олигополизации мировых рынков транснациональными компаниями и полномасштабного развертывания глобальной системы неэквивалентного обмена Россия и другие страны на постсоветском пространстве оказались в наиболее неблагоприятном положении производителей с низкой долей добавленной стоимости, что, даже при условии поддержания сравнительно высоких темпов роста, будет означать дальнейшее увеличение разрыва в доходах со странами-лидерами глобализации. Вместе с тем, в условиях глобального демографического, продовольственного, энергетического, экологического, климатического кризисов размер территории, качество плодородных земель, наличие природных ископаемых и особенности климатической зоны приобретают такое же стратегическое значение для существования человечества как инновации и высокие технологии. Именно поэтому России вместе с другими странами постсоветского пространства необходимо настаивать на адекватной компенсации и требовать паритетного распределения выгод и затрат двусторонней кооперации от стран «золотого миллиарда». Но для того, чтобы наш голос был услышан, нужно восстанавливать свои интеграционные связи, вооруженные силы, вертикаль власти, системы управления, производство, науку, образование, социальную сферу и коммунальную инфраструктуру. Это позволит избавиться от унизительного положения стран-изгоев, создавать рабочие места на внутреннем рынке, восстанавливать собственную самобытность, научно-производственные связи, культурные традиции, когда финансово-экономические отношения будут служить инструментом, а не целью развития. Для эффективной реализации данных задач в первую очередь необходимо проведение массированной компании по трансформации системы ценностей в общественном сознании.

В данной связи особая роль отводится школе философии хозяйства. Вот уже два с половиной десятилетия Центр общественных наук при МГУ работает над формированием понятных и приемлемых для русского сознания смыслов хозяйственного бытия, служит восстановлению попранных созидательных неутилитарных мотивов человеческой жизнедеятельности, настойчиво и неутомимо преодолевает свойственную нашему времени индивидуалистическую отчужденность, способствует постижению высших ценностей человеческого общежития, входящих в унисон с вечной вселенской гармонией. Очень хочется верить, что Центр общественных наук и дальше будет выступать проводником нестандартного мышления в «плоском» глобализирующемся мире, своими неординарными мероприятиями будоражить творческое сознание и не давать застаиваться мыслям, служить надежной основной для оттачивания эвристических, совместно выношенных идей, объединяя на своей интеллектуальной платформе наиболее активных и неравнодушных экономистов, философов, психологов, социологов, культурологов, историков, теологов и мыслителей современности.

Литература

1. 1. World Investment Report 2015: Reforming International Investment Governance. UNCTAD, 2015. 253 p.
2. 2. Мэддисон Э. Контуры мировой экономики в 1–2030 гг. Очерки по макроэкономической истории. Пер. с англ. Ю. Каптуревского; под ред. О. Филаточевой. М.: Изд. Института Гайдара, 2012. 584 с.  
3. 3. International Comparison of Hourly Compensation Costs in Manufacturing, 2013. The Conference Board. December 2014. 11 p.
4. 4. International Trade Statistics. WTO. 2014. 164 p.
5. 5. UK Legal services 2015: legal excellence, internationally renowned. London: TheCityUK. February 2015. 28 p.
6. 6. Кузнецов А.В. Экспансионизм КНР в условиях глобализации // Общество и экономика. 2013. № 3. С. 150–163. 
7. 7. Ramo J. C. The Beijing Consensus. The Foreign Policy Centre. London, 2004. 79 p.
8. 8. Паршев А. П. Почему Россия не Америка. Книга для тех, кто остается здесь. М.: Крымский мост-9Д/НТЦ «Форум», 2000. 416 с.
9. 9. Галин В. Капитал Российской империи. Практика политической экономии. М.: ООО «Издательство Алгоритм», 2015. 352 с.
10. 10. Walter C. E. Red Capitalism: The fragile financial foundation of China’s extraordinary rise / Carl E. Walter and Fraser J. T. Howie. Singapore: John Wiley & Sons, 2011. 234 p.
11. 11. Кузнецов А.В. Институциональные монополии в международном разделении труда // США и Канада: экономика, политика, культура. 2014. № 9. С. 37–46.
12. 12. Кузнецов А.В. Антикризисный потенциал русской цивилизации // Философия хозяйства. 2015. № 1. С. 15–21.     

 

 

КУЗНЕЦОВ Алексей Владимирович, действительный член АФХ, доктор экономических наук, профессор кафедры “Мировые финансы” Финансового университета при Правительстве Российской Федерации

 

Ссылка для цитирования: Кузнецов А.В. Глобализация рынков и философия хозяйства // Хозяйство и мысль. Юбилейный монографический сборник. 25 лет Центру общественных наук при МГУ. 1990–2015 / Под ред. Ю.М. Осипова, Е.С. Зотовой. – М.: ТЕИС, 2015. – С. 228-240.