Навигация

Перейти на главнуюПерейти на форум

Два десятилетия спустя: размышления о посткоммунистической трасформации в современной Литве

Публикуем статью нашего постоянного автора Андрюса Мартинкуса.

В отличие от последнего десятилетия ХХ в., нынешний философский дискурс Литвы представлен гораздо большим разнообразием интерпретаций посткоммунистической трансформации. В статье рассматриваются правоевроинтеграционный, левоевроинтеграционный и национально-государственный подходы.

Ключевые слова: трансформация, капитализм, Запад, Европейский Союз, нация, государственность

Unlike the last decade of the twentieth century, the current philosophical discourse of Lithuania presented a much greater variety of interpretations of the post-communist transformation. The article considers three different approaches to post-communist transformation: right-euro-integration, left-euro-integration and nation-state.

Key words: transformation, capitalism, West, European Union, nation, statehood

        

         Летом 2010 г. на ежегодной конференции представителей литовской либеральной мысли, организуемой движением „Santara-Šviesa“ („Согласие-Свет“), известный поэт, литературовед и публицист, профессор Йельского университета Томас Венцлова, который, по выражению другого активного участника этого движения философа Леонидаса Донскиса, „может считаться родоначальником литовского интернационализма и либерального космополитизма“ [1: 55], прочел бурю противоречивых оценок вызвавший доклад (в переводе на русский язык доступный здесь: http://smartpowerjournal.ru/i-choke/) „Я задыхаюсь“, в котором, кроме всего прочего, трех в Литве известных философов (Арвидаса Юозайтиса, Ромуальдаса Озоласа и Витаутаса Раджвиласа), стоявших у истоков движения „Саюдис“, под знаменами которого Литва шла к своей независимости, обвинил в культивировании „допотопного менталитета“. „Витаутас Раджвилас говорит о демонтаже государственности Литвы, о ее денационализации, о деконструкции литовского государственного и национального сознания в Европейском Союзе. [...] „Мой адрес – не дом и не улица, мой адрес – Евросоюз“, – иронизирует Раджвилас“ [2], пишет Венцлова, явно не соглашаясь с проводимой философом параллелью между СССР и ЕС. Доклад и реакция на него наглядно показали широту спектра оценок нынешней социополитической реальности Литвы. Многие из тех, которые были единомышленниками двадцать лет назад, сегодня оказались на противоположных сторонах баррикад.

         В разных частях огромного посткоммунистического пространства трансформация, начавшаяся в конце 80-ых годов прошлого века, протекала по-разному. Одной из главных отличительных черт этой трансформации в Литве, Латвии и Эстонии было, без сомнения, то, что крушение коммунистической системы в этих странах проходило под лозунгами восстановления утраченной в начале Второй мировой войны независимости, которая и была реально обретена после провала путча в августе 1991 года. В отличие от других республик бывшего СССР, национальное самосознание прибалтийских народов обладало довольно сильной памятью межвоенного независимого государственного бытия. В отличие от европейских стран бывшего „социалистического лагеря“, в которых господство коммунистической идеологии не упразднило их реальной государственности, в странах Балтии крах коммунизма был ознаменован их возвращением – после пятидесятилетнего перерыва – на политическую карту мира. В отличие от Югославии и некоторых регионов бывшего СССР (например, Закавказья), крах коммунизма в странах Балтии обошелся без большого кровопролития. В силу всех этих причин „Поющая революция“ и ее окончательная победа (по сути совпавшая с крахом не только коммунизма, но и СССР) в начале посткоммунистической трансформации сознанием эстонской, латышской и литовской наций воспринимается как во всех отношениях положительный исторический феномен – прямая противоположность известной оценки крушения СССР как „величайшей геополитической катастрофы ХХ века“. Таким образом переход из одной социополитической и экономической системы в другую в Литве совпал с восстановлением ее политической независимости, которая – а не что-либо иное – и была основным spiritus movens „Поющей революции“. Один из основателей „Саюдиса“, философ (из 35 основателей движения 6 были представителями именно этого рода деятельности) Брониславас Кузмицкас пишет: „Демократию вы можете восстановить и будучи в составе СССР“, – советовали многие западные политики, показывая, что не очень понимают, что на самом деле происходит, а на восстановление независимости смотрели как на нежелательный сепаратизм. Истинным мотивом восстановления независимости было стремление освободиться в национальном смысле, понимая, что независимая государственность является незаменимым условием нормального существования народа“ [3: 10]. Можно не согласиться с категоричностью другого литовского автора, утверждающего, что „идеалом многих (если не большинства) литовцев был советский социализм, окрашенный в национальные цвета“ [4: 38]. Но это утверждение хорошо передает специфику „Поющей революции“, ее отличие от, к примеру, „Бархатной революции“ в Чехословакии, процессов в Польше или Венгрии. Целью „Поющей революции“ в первую очередь было национальное освобождение, а не „демократия“ (которая, конечно, подразумевалась, но только как идущая вслед за освобождением – противоречивым следствием такой установки стало ограничение на гражданство для части русскоязычного населения Латвии и Эстонии) и уж конечно же не „капитализм“, который, как пишет автор монографии „Капитализм постмодерна“, „опираясь на формулы идеологии неолиберализма, был „опущен сверху“: „Хотя во время освобождения от советской оккупации лелеялись надежды на созидание и укрепление национального государства, процессы глобализации и неолиберальная перестройка экономики вскоре эти надежды развеяли“ [5: 226]. Драма (если не сказать сильнее – трагедия) посткоммунистической трансформации в Литве была укоренена в самом факте обретения независимости на стыке двух конкурирующих социополитических и экономических систем, из которых одна (олицетворяемый СССР коммунизм) отождествлялась с утратой государственного бытия, а другая (капиталистический „свободный мир“, „Запад“) – с его восстановлением. Этот факт сделал возможным появление особого общественно-политического дискурса, с одной стороны, блокирующего серьезную постановку проблемы социальной справедливости (как „коммунистического наследия“), с другой же стороны – препятствующего критическому осмыслению новой социополитической и экономической реальности, выдаваемой за „неизбежную“ и „необходимую“ цену, которую освободившаяся нация должна платить за свою свободу. Надо признать, что и академическая (в частности, философская) литовская мысль только сравнительно недавно обратилась к серьезному критическому анализу того, что во время „Поющей революции“ высвободившееся национальное сознание ассоциировало с понятиями „Запад“ и „свобода“.

         У истоков „Саюдиса“ стоявший философ так описывает свою установку 1988–1991 гг.:   „Если что тогда и осталось от философии, охарактеризовать эту „философию“ можно было словами Фридриха Ницше: „Так философствуют молотом“ [6: 28]. Потом было международное признание Литвы, вывод российской армии, визит Иоанна Павла II и беспрецедентный консенсус всех основных политических сил страны относительно интеграции в фундаментальные политические „структуры Запада“: НАТО и Евросоюз. Конечно, нельзя сказать, что критика „Запада“ или „капитализма“ совершенно отсутствовала. Все же не будет большим интеллектуальным грехом доминируещее философское ощущение политического и социального в последнем десятилетии ХХ в. обобщить такими словами: „Поскольку посткоммунистические страны движутся из одного общества модерна в другое – из тоталитарного в либеральное – можно ожидать пусть и нескорого, но успешного окончания этого пути. Ведь основы как бывшего, так и желаемого сотворить миропорядка – рациональность, научность, прогресс и свобода-равенство-братство – по сути те же: они были заложены как только расцвело многообещающее утро модерна“ [7: 23]. В 2003 г. Литва стала членом НАТО, а в 2004 г. была принята в ЕС. За день до вступления в ЕС, 30 апреля 2004 г. Р.Озолас написал в своем дневнике: „История Литовской Республики завершена“ [8]. То, что для почти всей политической и большинства интеллектуальной элиты страны (да и большинства населения тоже) было несомненным и огромным политическим успехом Литовского государства, для одного из основателей „Саюдиса“ означало конец этого государства как самостоятельного политического субъекта. Начиная с середины первого десятилетия XXI века можно говорить, как нам кажется, по крайней мере о трех ответах на вопрос, насколько „успешным“ был переход Литвы „из одного общества модерна в другое“. Можно говорить также и о трех оценочных подходах к той социополитической и экономической реальности, в которой оказалась Литва в результате посткоммунистической трансформации. Назовем их правоевроинтеграционным, левоевроинтеграционным и национально-государственным.

         В фундаментальном (744 страницы, более 1300 позиций в списке литературы) исследовании „Какая демократия, какой капитализм? (Посткоммунистическая трансформация в Литве с позиций сравнительной исторической социологии)“ Зенонас Норкус утверждает, что трансформацию в Литве (как и в Латвии, Эстонии и большинстве других стран Центральной и Восточной Европы) можно считать завершенной и в целом успешной. Под „успехом“ подразумевается „создание рационального антрепренерского капитализма (РАК) и консолидированной либеральной демократии“, а сам РАК определяется как такая форма экономической организации, „которую утверждают эксперты современных международных финансовых организаций и лидеры политически и экономически наиболее могущественных стран мира (в первую очередь США)“ [9: 345]. Кроме РАК существуют и другие возможные выходы из коммунизма, который, кстати, в разных странах тоже был разным (автор выделяет бюрократический авторитарный, народный, патримониальный коммунизм и его смешанные типы): политический олигархический капитализм (ПОК), государственный капитализм, государственно-монополистический капитализм. (Например, в России при Б.Ельцине был ПОК, а с приходом В.Путина сформировался государственно-монополистический капитализм.) Существуют две основные формы РАК: либеральный (либеральная рыночная экономика – в первую очередь США и англосаксонские страны) и координированный (координированная рыночная экономика – например, Германия, Япония). З.Норкус симпатизирует второму варианту – согласно ему, так из коммунизма вышла Словения. В странах Вышеграда и странах Балтии утвердился либеральный РАК, а наилучших результатов здесь достигла Эстония. Несмотря на свои симпатии, исследование З.Норкус завершает прогнозом, что „еврокапитализм будет неолиберальным“ [9: 659]. Начало самой нынешней формы глобального капитализма („глобализацию“ З.Норкус понимает в узком смысле – как процесс, начавшийся в седьмом десятилетии ХХ в., „когда был либерализирован контроль над международным движением капитала“) автор связывает с повышающей фазой пятой волны Кондратьева (русский экономист Николай Кондратьев (1892–1938) выдвинул гипотезу, что кроме кратковременных (10–11 лет) циклов экономической активности существуют и длительные, продолжающиеся около 50 лет), которая началась в девятом десятилетии ХХ в., когда свои неолиберальные реформы начали Р.Рэйган и М.Тэтчер. В середине этого десятилетия свои реформы, приведшие к крушению коммунизма, начал и М.Горбачев [9: 523-524]. Несмотря на разнообразие исторических фаз и форм капитализма, сам капитализм в книге З.Норкуса представляется совершенно безальтернативным.

             Именно последнее обстоятельство является главным объектом критики одного из лидеров движения „Новая левая“ Андрюса Бельскиса. В своей рецензии на книгу З.Норкуса, названной „Почему капитализм, где демократия?“, А.Бельскис пишет о необходимости „альтернативной нормативной социальной теории“, положительно оценивает критический потенциал марксизма и реабилитирует „социализм“, понимаемый как „такой социальный уклад, который предоставляет возможность гражданам как можно больше выразить свою потенциальность через участие в экономической деятельности как кооперативной практике, которая позволила бы развивать человеческие интеллектуальные и моральные способности“. В условиях же капитализма правомерен не вопрос „какая демократия?“, а „где демократия?“, ибо: „Сегодня большую часть политических режимов „зрелых“ капиталистических обществ, в которых сформировался глубокий симбиоз либеральной демократии и рыночного капитализма, можно назвать просто олигархиями. [...] Сегодня олигархиями являются не только такие страны как США, Великобритания, Россия или Италия, но и Литва, Франция или Польша“ [10: 191]. На упомянутый в начале статьи доклад Т.Венцловы А.Бельскис отреагировал текстом „Я задыхаюсь от капитализма“, в котором, упрекнув поэта в нечувствительности к злу капитализма, выразил ему полную поддержку относительно противостояния распространителям „допотопного менталитета“. Отличаясь от правоевроинтеграционной установки резким осуждением капиталистической реальности („Оставленный на волю судьбы капитализм привел Литву к контрасту неравных возможностей, блистательного богатства и унижающей нищеты“ [11], – говорится в манифесте „Новой левой“), левоевроинтеграционная установка полностью разделяет с ней однозначно положительную оценку интеграции Литвы по крайней мере в ЕС. Вместе с Р. Дарендорфом А.Бельскис в „революции 1989 г.“ видит не победу „западного капитализма“ над „советским коммунизмом“, а победу „открытого общества“ над „закрытым обществом“. Расширение ЕС в 2004 и в 2007 гг. знаменует окончание посткоммунизма, как, впрочем, и „Запада“ (бывшего по большей части идеологической конструкцией, в период Холодной войны составлявшей противоположный полюс коммунистическому „Востоку“) [12: 93], что ставит на повестку дня вопрос о новой „европейской“ идентичности, которая должна быть конструируема на основе отказа из вестфальского политического мировоззрения, в котором наивысшим политическим авторитетом было национальное государство [12: 102].

         Именно судьбой нации и национального государства обеспокоены представители третьего подхода. Их настораживает факт, что за два десятилетия посткоммунистического существования население страны сократилось от 3,7 до 3 миллионов человек. Автор „Истории литовского государства“ пишет: „Литва пережила два большие демографические кризисы. В середине XVII в. она лишилась 48% жителей, в начале XVIII в. снова лишилась 35% жителей! Большие демографические кризисы наступали, когда совпадали войны, неурожай и голод, вспышки эпидемий, чаще всего чумы“ [13: 106]. В 1991–2013 гг. В Литве не было ни войны, ни чумы, но страна лишилась около 20% населения. Что было – неолиберальные реформы и режим свободы передвижения товаров, лиц, услуг и капитала. Представители национально-государственного подхода одинаково критично настроены как по отношению к неолиберализму, так и по отношению к неомарксистской „Новой левой“, выдающей себя за антипод неолиберализма. Смотря из национально-государственной перспективы, между этими антиподами сходства больше, чем различия. Это сходство отмечено в уже упоминавшейся книге З.Норкуса: „Неолибералов и (нео)марксистов объединяет [...] и ценностная космополитическая (или интернационалистическая) установка, по которой культурное разнообразие мира не является само по себе ценностью, а представляет собой скорее выражение местной ограниченности. Эта ограниченность будет преодолена в будущем, когда люди перестанут идентифицировать себя с отдельными народами и государствами и осознают себя в первую очередь как представителей того же человеческого рода“ [9: 538]. Для такого непримиримого противника Евросоюза как Р.Озолас, проект ЕС – это „творение злой воли и злого разума“ – является шагом как раз в этом направлении. ЕС есть „региональный проект глобализма“, а существо последнего заключается в „измерении прибылью не только быта, но и бытия“ [14]. Автор „Капитализма постмодерна“ Витаутас Рубавичюс отличительной чертой нынешней стадии капитализма считает всеохватывающее превращение жизни в товар и ресурс: „Капитализм, утвердивший свое господство в географическом измерении – колониальный индустриальный капитализм – и ставший глобальным, находит новую область экспансии – жизнь и человеческое тело“, причем „наимощнейщий импульс всеохватывающего превращения в товар, утверждающий эту установку во всем мире, исходит из США“ [5: 46-47]. Высокоразвитое „общество потребления“ создает предпосылки для возникновения новых рынков – человеческих органов, из тела извлекаемых биологических веществ, а также разных „идентичностей“: культурных, социальных, религиозных, сексуальных. Превращение человека и человеческой жизни в товар и ресурс происходит одновременно с постоянно провозглашаемой идеей освобождения человека от культурных, социальных и естественных ограничений. Таким образом дискурс „прав и свободы“ выполняет важную маскирующую функцию – он не позволяет увидеть, что в дискурсе „человеческих ресурсов“ человек становится просто источником жизненного вещества и энергии. Автор обращает внимание на то, что „всякие „освобождения“, особенно осуществляемые в посткоммунистических странах, сопряжены с новыми оковами – как раз их и навязывают сциентистские экономистские идеологии „нового менеджмента“ и разные культы свободного рынка“ [5: 14]. Насколько „успешным“, по мнению автора, был переход Литвы „из одного общества модерна в другое“, свидетельствует название другой его книги – „Литва: Коррупционная демократия“ [15]. Как и В.Рубавичюс, В.Раджвилас не является принципиальным противником ЕС. Однако те идеологические основы, на которые опирается нынешняя евроинтеграция, заставляют философа охарактеризовать ее как „огромного масштаба непрерывный проект и эксперимент социальной инженерии, имеющий фундаментальное антропологическое и метафизическое измерение, в ходе которого будет постоянно переделываться сама действительность, а „устаревшие“ концепции человека и мира будут заменяться „новыми“, более „прогрессивными“ представлениями“ [16: 62]. Из интернационального проекта создания „советского человека“ Литва попала в другой интернациональный проект создания „европейца“. Причем локомотивом в деле продвижения второго проекта по большей части выступает та же политическая элита (вместе с частью „Саюдиса“ приватизировавшая бывшую раньше общественной собственность и сохранившая реальную власть под вывеской „многопартийной системы“), под руководством которой из литовского народа создавался homo sovieticus. Оба проекта являются принципиально антихристианскими. Нынешний ЕС, гравитирующий в сторону сверхгосударства, философ называет „политическим квазиобразованием“, субъект которого – „европеец“ – еще должен быть создан в процессе деконструкции „традиционных“ представлений прежде всего о нации и семье. (В области преодоления „традиционных“ („устаревших“) представлений о семье европроект уже намного превзошел советский.) В декларации принципов Лиги Независимости Литвы – общественного объединения, членом которого является В.Раджвилас – говорится: „Регресс нации и эррозия государства обусловлены духовным и моральным кризисом, постигшим не только Литву, но и всю Европу, весь Западный мир. Глубинная его причина заключается в том, что цивилизация Запада, частью которой является Литва, в своем историческом развитии отошла от своих классических – античных и христианских – корней. Цивилизационная идентичность Европы, которая обеспечивала ее жизнеспособность и развитие, начала слабеть и таять тогда, когда период прогресса и развития, воодушевленный и поддерживаемый живой духовной и культурной традицией, сменила череда так называемых революций – все более радикальных культурных и политических экспериментов над людьми и народами континента“ [17]. Декларация утверждает, что „единство Европы может быть основано только на ценностях классической античности и христианской цивилизации Запада“ и призывает к работе „по восстановлению политической нации Литвы и ее суверенного государства“.

          В отличие от последнего десятилетия ХХ в., нынешний философский дискурс Литвы представлен гораздо большим разнообразием интерпретаций посткоммунистической трансформации.

 

Мартинкус А., Ph.D. филос. наук, преподаватель, Вильнюсский университет

 

         Литература:

1. Donskis, L. Loyalty, Dissent, and Betrayal. Modern Lithuania and East-Central European Moral Imagination. Amsterdam-New York. 2005. Rodopi.

2. Venclova, T. „Aš dūstu“// http://www.akiraciai.lt/Akiraciai/Tema/As-dustu

3. Kuzmickas, B. „Kaip apibūdinti dabartį?“// Politologija, 2003, Nr.3(31), p. 1-18.

4. Norkus, Z. „Sparčios sėkmingos pokomunistinės transformacijos ir jos nesėkmės „dėsniai“: daugiareikšmių kintamųjų kokybinė lyginamoji analizė“// Politologija, 2010, Nr.4(60), p. 3-51

5. Rubavičius, V. Postmodernusis kapitalizmas. Kaunas. 2010. Kitos knygos.

6. Juozaitis, A. „Istorinės klaidos „filosofija“// Kultūros barai, 2012, Nr.11, p. 26-30.

7. Šaulauskas, M.P. „Lietuva iki ir po 1990-ųjų: apie modernizaciją ir galvojimo būdą“// Problemos, 1998 (53), p. 5-24.

8. Ozolas, R. „Supratimai: kasdienės mintys“// Šiaurės Atėnai, 2004, gegužės 22 (701).

9. Norkus, Z. Kokia demokratija, koks kapitalizmas? Pokomunistinė transformacija Lietuvoje lyginamosios istorinės sociologijos požiūriu. Vilnius. 2008. Vilniaus universiteto leidykla.

10. Bielskis, A. „Kodėl kapitalizmas, kur demokratija?“// Problemos, 2008 (74), p. 183-191.

11.„Naujoji kairė 95“ Manifestas// http://www.bernardinai.lt/archyvas/straipsnis/61846

12. Bielskis, A. „A Philosophical Reflection on European Integration: Aristotelian Subsidiarity versus Kantian Universalism“// Problemos, 2010 (77), p. 92-104.

13. Kiaupa, Z. Lietuvos valstybės istorija. Vilnius. 2004. Baltos lankos.

14. Ozolas, R. „Apie Europos Sąjungos nepriimtinumą“// http://www.propatria.lt/2013/02/romualdas-ozolas-apie-europos-sajungos.html

15. Rubavičius, V. Lietuva: Korupcinė demokratija. Kaunas. 2010. Kitos knygos.

16. Radžvilas, V. „Europos integracijos tyrimai: teorinės paradigmos paieškos“// Politologija, 2009, Nr.3(55), p. 31-67.

17. Lietuvos Nepriklausomybės Lygos veiklos tikslų ir principų deklaracija// http://www.propatria.lt/p/lietuvos-nepriklausomybes-lyga.html

 



Опубликовано: 11 февраля 2015

Рубрика: Глобальный кризис, Человек в современном мире

Ваш отзыв