Постоянный автор нашего портала доктор философии Андрюс Мартинкус представляет взгляд на проблему мигрантов в Европе из Литвы.

            К проблеме причин кризиса беженцев в Европе и ответственности за него можно подходить с краткосрочной и долгосрочной исторической перспективы. К сожалению, как в первом, так и во втором случае имеются основания говорить о доле ответственности за этот кризис, приходящейся на нашу страну.

            Смотря из краткосрочной перспективы, очевидно, что кризис беженцев напрямую связан с кризисом государственности Ирака, Ливии и Сирии. Запад (в первую очередь – США) принял самое непосредственное участие (если не сказать больше) в разрушении основ этой государственности. Литва была одной из тех стран, которые, начиная с возглавляемой США международной интервенции в Афганистан, выступали с последовательной и твердой поддержкой данной политики. Смотря из краткосрочной перспективы, ответственность нашей страны за кризис беженцев в Европе не вызывает сомнения.

            Гораздо более интересно задаться вопросом ответственности Литвы за этот кризис, исходя из долгосрочной исторической перспективы. Если исторические грехи Западной Европы по отношению к странам бывшего «третьего мира» общеизвестны – «бумерангом» возвращается политика эксплуатации заморских колоний – то постановка вопроса исторической ответственности маленькой страны в Центральной Европе может вызвать откровенное недоумение. На первый взгляд Литва, Латвия, Эстония, другие страны Центральной Европы представляются невинными потенциальными жертвами (а Греция, Македония, Сербия, Венгрия являются уже вполне актуальными жертвами) колониальной политики стран Западной Европы прошедших веков. Однако более пристальный взгляд на европейскую и мировую историю (в первую очередь на историю в ее духовном измерении)     последних двух с половиной веков, а в особенности – последней четверти века – выявляет неудобную правду о том, что «невинная», на первый взгляд, жертва является не такой уж невинной.

            Геополитические векторы меняются. Однако духовному вектору цивилизации Запада, начиная со второй половины XVIII века, присуща одна магистральная особенность. Это – отпадение и все нарастающее отдаление от своих религиозных христианских корней. У основ того, что называется «современным миром» – т. е. миром, в котором доминируещее положение принадлежит цивилизации Запада – стоят три великие революции Запада. Великая Французская революция выпустила на европейскую историческую сцену дух антихриста, впоследствии материализовавшийся в целом ряде антихристианских революционных выступлений (одним из которых была и революция 1917 г. в России). Американская революция породила самое могущественное государство наших дней – США. А промышленную революцию в Англии сопровождало рождение утопии «свободного рынка», веры в то, что «невидимая рука» освобожденного от вмешательства государства рынка сама собой разрешит все основные проблемы жизни человеческих обществ. Критики марксизма часто не замечают (обычно сознательно), что коммунистическая утопия была реакцией на либеральную утопию «свободного рынка», которую Карл Поланьи в своей известной книге «Великая трансформация» (1944) назвал «либеральной верой» – «верой в мирское спасение человека посредством саморегулирующегося рынка». Именно эта «либеральная вера» в «светлое будущее» на посткоммунистическом пространстве заменила другую веру в «светлое будущее», многие жрецы которой – бывшие коммунисты – кстати, стали рьяными исповедниками нового учения, в научной литературе получившего название «неолиберализм».

            Другая религия – другое государство-мессия. Другие догмы. «Свободное перемещение товаров, услуг, рабочей силы и капитала», – мы настолько привыкли к этой мантре неолиберализма, что порой не замечаем ее антигуманной сущности. А между тем эта сущность не менее антигуманна, чем та, которая скрывалась за лозунгом «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!». Эта сущность является также глубоко антинациональной и – в плохом смысле – космополитической. «Мой адрес – не дом и не улица, мой адрес – Советский Союз», – пели когда-то. «Свободное перемещение товаров, услуг, рабочей силы и капитала» означает: «Мой адрес – не Литва и не Болгария (или любой другой член ЕС), мой адрес – Европейский Союз». Впрочем, ЕС является только регионом неолиберального глобального миропорядка, только частью т. н. «Вашингтонского консенсуса», только одним  (правда, наиболее «продвинутым») из проектов неолиберальной глобализации. «Свободное перемещение товаров, услуг, рабочей силы и капитала» вполне может принять форму, к примеру: «Мой адрес – не Сирия и не Ливия, мой адрес – весь мир вообще и, в частности, Европа (или ЕС)».

            Главным тезисом этой статьи является следующее утверждение: «Демографический кризис в Литве напрямую связан с кризисом беженцев в Европе». Оба кризиса являются прямым следствием глобальной неолиберальной политики «Вашингтонского консенсуса» и раболепной поддержки этой политики со стороны всех без исключения правительств Литвы после крушения СССР. Катастрофическое уменьшение населения страны наводит на мысль, что Литва пережила какую-то страшную войну, наподобие Первой или Второй мировым войнам (после которых население страны тоже значительно уменьшалось). Но ведь войны не было… Не было? Война идет в Афганистане, Ираке, Ливии, Сирии, теперь уже и в Украине. И во всех этих войнах наше государство – словом (высказывая поддержку действиям своих союзников в отношении Ливии и Сирии) или делом (как в случаях Афганистана и Ирака) – принимало или принимает участие. Стоит ли удивляться тому, что приходится платить цену за такую безоговорочную поддержку глобальной неолиберальной утопии и главного ее носителя, страны-мессии. И цена эта – бегство из терзаемой неолиберальными «реформами» (ценным опытом которых «десант» из Литвы, впрочем, делится с украинскими властями) страны. Поток людей из разрушаемых войнами неолиберальной эпохи стран в ЕС и поток людей из неолиберального литовского государства – два лика одной и той же неолиберальной действительности. Оба они – темные.