Масштабы распространения и глубина проникновения англосаксонских ценностей в культуру, быт, политическую и хозяйственную организацию современной цивилизации беспрецедентны. Глобализация не только воспроизводит англосаксонскую модель капитализма в планетарных масштабах, но и навязывает мировому сообществу некий поведенческий стереотип, который по своей сути призван сгладить, нивелировать существующие уникальные различия в привычках, традициях, мотивации деятельности отдельных наций и народов, населяющих планету.

В рамках сознательного (бессознательного) подчинения себя императиву тотальной экономической эффективности представители различных цивилизаций и этносов все охотнее выявляют готовность к необходимости удовлетворения некоего универсального (унифицированного) набора потребностей, повсеместно вытесняющих проверенные в поколениях и присущие исключительно данным цивилизациям и этносам ценностные ориентиры. Словно под воздействием коллективного гипноза, следуя данному алгоритму, человечество «добровольно» склоняется к отказу от реализации задачи творческого развития личности, превращаясь в безропотный придаток рыночного механизма саморегулирования.

Необходимо подчеркнуть, что абсурдность современного развития англосаксонской модели капитализма обусловлена тем, что фетишизация норм протестантской этики не только полностью разрушила основы трудовой теории стоимости, но и до основания исказила ее нравственные императивы. В неистовой погоне за постоянным повышением уровня материального благосостояния человечество не заметило, как медленно, но уверенно погрузилось в мораль средневековья, допустив преобладание в себе животных инстинктов самосохранения над законами гуманного сожительства.

В современном мире «красиво жить» не просто не запрещено, но поощряется любыми доступными методами. Фанатичное преклонение современного социума перед золотым тельцом привело к легализации проституции, порнографии, наркотиков, абортов и однополых браков. Человечество стоит на пороге самовоспроизводства посредством клонирования, ибо потребительскому обществу не известны ограничения. «Золотая лихорадка» превратила почти каждого человека в работоголика, возвратив его в «джунгли», где он, порой сам того не осознавая, больше не наслаждается жизнью, а сгорает в борьбе за выживание. Ради поддержания высокого уровня бытового комфорта мировое «цивилизованное» сообщество с готовностью закрывает глаза на случаи вопиющего нарушения норм международного права, акты насилия и геноцида, совершаемые при пассивном соучастии международных организаций в разных уголках планеты.

Характерно, что наследование принципов англосаксонской правовой модели способствовало увеличению количества демократических государств с 41-го в 1974 году до 123-х в 2007 году.[1] Казалось бы, подобная трансформация политического устройства должна была привести к повышению эффективности защиты прав человека. Однако, господствующие на международной арене тенденции противоречат данной логике. Права человека не только продолжают повсеместно нарушаться, но и нивелируются самым возмутительным образом. С одной стороны, подобные нарушения служат поводом для проведения бесконечных судебных расследований, представляющих источник неиссякаемых доходов для англо-американской судебной системы.

С другой же стороны, за декларативными призывами соблюдения прав человека скрывается вся порочная ненасытность возрастающих запросов потребительского общества. В качестве примера сказанному приведем данные о масштабах насильственной эксплуатации человека человеком в современном мире, что является свидетельством вопиющего нарушения четвертой статьи Всеобщей декларации прав человека, принятой Генеральной  Ассамблеей ООН в 1948 году.

По данным профессора Высшей школы бизнеса INSEAD (Франция) Э. Кепштейна, сегодня в рамках международной работорговли больше людей насильственно вывозятся за пределы своих стран, чем в какой-либо другой период времени в истории. По оценкам правительства США, объектами международной работорговли становятся от 600 до 800 тысяч человек ежегодно. Эти цифры не включают миллионов людей, которые незаконно заняты на различных принудительных работах в своих собственных странах, таких, например, как Индия и Мьянма. Вместе с этой категорией, по оценкам Международной организации труда, общее количество людей, которые содержаться в подневольном состоянии составляет около 12 миллионов человек[2]. Основной спрос на рынках международной работорговли формируют страны Азии, Западной Европы и Северной Америки. В структуре международной работорговли женщины составляют около 80%, из которых 43% используются в целях удовлетворения сексуальных потребностей, кроме того, около 50%  рабов – дети до 18 лет[3].

Другой актуальной проблемой человечества, непосредственно связанной с «повышением эффективности» капитализма, является концентрация трудовых ресурсов в больших городских агломерациях. Согласно прогнозам ООН, к 2030 году число горожан возрастет до 5 млрд., что будет составлять 61% населения Земли. В Латинской Америке и странах Карибского бассейна уже сегодня этот показатель составляет 78%. К наиболее урбанизированным странам относятся Великобритания и США, где в городах проживает соответственно 90% и 81% населения. [4]

Повальная миграция населения в большие города в поисках «лучшей жизни» привела к опустошению и обесценению сельскохозяйственных земель, обострению продовольственной и жилищной проблем, созданию «островков благополучия» за счет углубления региональной экономической дифференциации. Эта проблема особенно остро стоит в странах бывшего социалистического лагеря, а также в ряде густонаселенных развивающихся стран, таких, например, как Китай, которые в результате процессов глобализации были вынуждены открыть миру свои экономические пространства без возможности проведения необходимых структурных реформ.

Примечательно, что рост доходов наряду с активным переселением из деревень и поселков в города с многомиллионным населением стали причинами усиливающейся формализации человеческих отношений. Жителей мегаполисов все меньше интересует существование не только соседей по лестничной клетке, но и окружающих в своей массе. Межчеловеческие контакты неуклонно сужаются и вызваны лишь необходимостью: производство, обслуживание, развлечения. Высокие заработки, обусловившие самодостаточность человека, одновременно стали причиной неприязни общения, что особенно ощутимо в центрах мирового капитализма. Изможденные в гонке за «высоким уровнем жизни», люди стали замкнутыми и раздражительными, хотя в личном общении эти качества лицемерно скрываются. С достаточной долей уверенности можно утверждать, что культивируемая тенденция «уединения в массе» ничего общего с уходом в философию ради размышления «о вечном» не имеет. Формула «деньги могут все» выдвинула сферу услуг на передний план жизнедеятельности человека, лишив его естественных радостей самообслуживания.

В погоне за «длинным долларом» государства, провозглашающие демократические ценности, опустили планку культурных запросов своих граждан настолько низко, что фактически вернули общество в состояние «хлеба и зрелищ» тысячелетней давности. Как Древний Рим был разделен на патрициев и плебеев, так современный мир делится на тех, кто владеет СМИ, и тех, кем СМИ владеют. При этом медиа-магнаты уподобились римским императорам. Движение беспощадного медиа-конвейера усиленно стирает грань между подлинным искусством и многотиражным ширпотребом. Конечно, истинное искусство не кануло в Лету, но вследствие массового производства обретает несколько иное содержание. Как правило, оригинальная тема многократно дробится и, вместо одного достойного произведения, получается целое множество более чем посредственных, которые продаются по отдельности, увеличивая, таким образом, доходы. Впечатление от сотен музыкальных видеоклипов, отштампованных в односложном ритме, не сравнится с эмоциональным эффектом, получаемым от звучания симфонического оркестра. Классическая живопись постепенно вытесняется холодным арт-модерном. Подмена ценностных понятий для большинства прошла незамеченной: красоту заменили мода, имидж и престиж, непостижимость вечного – пустота сиюминутного и наслаждение тривиальным.

Интернет и спутниковое телевидение позволяют сегодня смотреть художественные фильмы «на любой вкус». Но, неограниченное предложение фильмов в сети и многократное увеличение доступных принимаемых телеканалов не привели к улучшению качества художественных образов. Напротив после падения «железного занавеса» темы гуманизма, бескорыстия, достоинства, чести, любви и возвышенных чувств отступили на задний план под неудержимым натиском насилия, стяжательства и разврата, ворвавшихся на телеэкраны. В отличие от советского кино, которое пропагандировало миру борьбу со злом методами перевоспитания, в американском кино, в нарушение христианских заповедей, проблема зла решается лишь путем его тотального уничтожения.

Понятие конкуренции в сфере кинематографа похоронено – мировой киноэкран безраздельно принадлежит Голливуду. Ни французы с итальянцами, ни даже Болливуд больше не в состоянии противостоять. По состоянию на июнь 2008 года, в списке 250 «лучших фильмов всех времен и народов» Международной кинематографической базы данных IMDB Top 250 присутствовало всего 53 фильма неамериканского происхождения[5]. Число стран, производящих содержательное нравственное кино для массового зрителя, с каждым годом уменьшается (для кинофестивалей еще снимаются малобюджетные фильмы для удовлетворения спроса интеллектуалов, но и они постепенно превращаются в шоу для «раскрутки» молодых режиссеров). Удовольствие от просмотра американских фильмов напоминает поглощение гамбургера из сети быстрого питания – съел и через пол часа снова ощущаешь голод.

Английский язык выступает главным проводником распространения англосаксонских ценностей в постколониальном мире. Языковая экспансия осуществляется в частности через крупнейший в мире мультиинформационный концерн Би-Би-Си, а также институт Британского совета, которые были созданы государством еще в период между двумя мировыми войнами, а сегодня располагают многомиллиардными бюджетами для реализации поставленных перед ними задач. В кампанию по популяризации английского языка также активно включен и негосударственный сектор. Так, количество предлагаемых сегодня на рынке курсов и учебных программ по изучению английского языка многократно превышает предложения по изучению других языков, включая арабский и китайский языки. 

Активное насаждение английского языка происходит также непосредственно через каналы европейской системы образования. Следует отметить, что обязательным требованием для стран, вступающих в Болонский процесс, является преподавание части учебных курсов на английском языке. Такое положение существует вопреки тому факту, что английский не являлся официальным языком «шестерки» создателей ЕЭС.[6] Англия присоединилась к ЕЭС лишь спустя 16 лет после его основания. Примечательно, что когда «шестерка» в 1956 году пригласила Соединенное Королевство к участию в переговорах об учреждении «Общего рынка» в Мессине, Англия вообще отказалась от такого участия.[7] 

Характерно, что в рамках Болонского процесса образование рассматривается уже не только и не столько, как процесс развития и саморазвития личности, связанный с овладением социально значимым опытом человечества, а главным образом как механизм повышения конкурентоспособности Европы с главными игроками мировой экономики – США, Японией и Китаем. Таким образом, европейская система образования получает все более утилитарный, прагматический характер, что, безусловно, оправдывает  направляющую роль английского, как языка международного делового общения.

Английский язык играет все большую роль в качестве носителя Интернет-информации, а также в сфере управления европейскими политическими процессами. Несмотря на то, что сегодня ЕС признает двадцать четыре официальных языка, 70% документов ЕС готовятся на английском языке, в то время как еще в 1995 году 70% документооборота ЕС осуществлялось на французском языке.[8]

Выступая общепризнанным языком международной торговли, английский язык способствует связыванию мирового сообщества узами единой корпоративной культуры, поскольку во время составления подавляющего большинства международных финансовых договоров за основу берут английское или американское право.

Популяризации английских культурных традиций способствует также продолжение высоко затратного проекта по изданию полного собрания томов Британской энциклопедии и Оксфордского словаря английского языка – уникальных в своем роде публикаций, не имеющих равных себе мировых аналогов по количеству переизданий и объему содержащейся в них информации.

Таким образом, английский язык, безусловно, служит ключевым фактором в процессе формирования глобального англосаксонского мировоззрения.

Свою роковую роль в распространении англосаксонского цивилизационного стереотипа сыграл и научно-технический прогресс. Как известно, изобретателем Всемирной паутины считается британец Тим Бернерс-Ли. Революционный прорыв в технологиях передачи данных привел к созданию нового виртуального жизненного пространства с обеспечением всех жителей планеты индивидуальной «жилплощадью». Благодаря первенству в открытие передовых информационных технологий, их широкому практическому применению, популяризации английского как языка межнационального общения[9], а также монополизации англо-американскими компаниями глобальных СМИ, было осуществлено стремительное и всепроникающее внедрение англосаксонских ценностей в традиции и быт различных рас и народов.

По соотношению затрат на информационные технологии в ВВП Великобритания занимает второе место в мире после США. По внедрению информационных технологий в сферы бизнеса, высшего и среднего образования страна на первом месте в Европе. По данным газеты «Файнэншл Таймс», одиннадцать из двенадцати крупнейших мультиинформационных концернов мира принадлежат США и Великобритании.[10] Как отмечает российский политолог Т. Ровинская, распространяя по миру при помощи подконтрольных им СМИ либеральную идеологию, культуру, нормы и ценности, богатые страны оказывают разрушительное воздействие на культурное и национальное самосознание менее развитых бедных стран. «Пропагандируя западный стиль жизни, западные СМИ создают у этих наций ложные представления о доступности жизненных благ, которыми пользуются граждане богатых стран, в результате у людей возникает стойкий конфликт с реальной действительностью и отторжение традиционных ценностей своего народа».[11]

По мнению доктора философии А. Елякова, если Всемирная паутина не превратится в орудие формирования интеллекта, человечество может окончательно деградировать. Удовлетворяя голод общения, как одну из фундаментальных потребностей человека, Интернет служит ловушкой, предоставляя своим пользователям готовые ответы на все вопросы, тем самым, снижая мотивацию человека к самостоятельному мышлению и аргументации[12]. Интернет, как форма глобальной коммуникации, способен разрушить национальное государство[13].

С крахом советского строя доктрина либерализма восторжествовала во всем мире. При этом в рамках построения глобального открытого общества «равных возможностей» значение самобытного развития отдельных наций и народов все более нивелировалось на фоне исторического опыта США, представляемого в качества примера для подражания.

Однако, «подражать» США довольно сложно, учитывая наличие тех геостратегических преимуществ, которыми обладает единственная мировая сверхдержава. К тому же, господствующий неолиберальный лозунг «меньше государства, больше рынка» как-то мало соответствует реальному положению дел внутри самих Соединенных Штатов. В данной связи академик НАН Украины Ю. Н. Пахомов, в частности, отмечал: «Афишируя практически постоянно неолиберальные подходы, США, тем не менее, тайно все шире подменяли их механизмами государственного контроля и государственного регулирования».[14]

Популярный американский журналист Д. Роуч, анализируя проблему лоббизма в США пришел к убеждению, что «государство в Америке, возможно, превратилось в то, чем оно, скорее всего, и останется: чрезмерно разбухшей структурой, по большей части живущей своей собственной жизнью. На 10 — 20 процентов она контролируется политиками и избирателями, а на 80 — 90 процентов тысячами клиентских групп»[15].

Яркой демонстрацией реальных «размеров» государства в США служит, к примеру, статистика численности американских государственных служащих. Так, в настоящее время общее число занятых в системе государственного управления США, включая федеральный, региональный и местный уровень, а также людей, работающих по правительственным грантам и трудовым контрактам, составляет более 22,9 млн. человек или 17,3% от общего количества занятых на американском рынке труда (за исключением сельского хозяйства).[16]

Нобелевский лауреат Дж. Стиглиц отводит первостепенную роль государству в успехах экономического развития в США. В частности, он отмечает: «Соединенные Штаты построили свою экономику благодаря мудрой и селективной защите ряда своих отраслей, которая осуществлялась до тех пор, пока они достаточно не усилились для конкуренции с иностранными компаниями»[17].

 «Государство обеспечивало всеобщее высококачественное образование и создавало большую часть инфраструктуры, в том числе и институциональной, такой как правоохранительная система, без которой эффективная работа рыночного механизма невозможна. Государство регулирует финансовый сектор, обеспечивая работу рынков капитала в соответствии с их назначением. Оно же создает социальную страховочную сетку для бедных. И оно содействует развитию технологий – от телекоммуникаций до сельского хозяйства и до реактивных двигателей и радаров. Хотя в США и других странах идет оживленная полемика об уточнении места и роли государства, существует широкое согласие по вопросу о том, что государство должно играть роль в обеспечении эффективного и гуманного функционирования любого общества и любой экономики»[18].

Государство играет еще более значимую роль в Великобритании, где численность государственных служащих в докризисную декаду возросла на 600,000 человек до 5,8 миллионов, что составило 19% от активно занятого населения.

Активно призывая слабые и развивающиеся страны идти по пути разгосударствления, Соединенное Королевство остается самой централизованной страной Евросоюза в фискальном отношении. Если в крупнейших экономиках ЕС – Германии и Франции – доля доходов центрального правительства составляет соответственно 30% и 37,3%, то в Великобритании 94,5% от общей суммы налоговых поступлений взимается центральным правительством[19].

Непрерывно пропагандируя в странах развивающегося мира преимущества либеральной доктрины, британские политические лидеры предпочитают не акцентировать внимание на том, что в периоды собственного становления эта страна руководствовалась прямо противоположными методами. Так, на протяжении столетий существования колониальной империи Британия проводила суровую протекционистскую политику, осуществляя жесткий контроль над внешней торговлей своих колоний, и защищала развитие внутреннего рынка путем прямого запрета импорта и посредством высоких таможенных тарифов.

Промышленная революция и колониальная политика сделали Великобританию необычайно богатой страной в XIX столетии. Однако в результате опустошающих последствий первой и второй мировых войн и распада колониальной империи стабильность и безопасность в британском обществе были нарушены, благосостояние населения значительно снизилось, фунт перестал играть функцию ведущей международной валюты, а Лондон утратил присущий ему на протяжении столетий статус мирового банкира. Оставалась ли Британия верной своим либеральным принципам при сложившихся обстоятельствах? Нет. Напротив, Британия перешла к политике построения глубоко структурированного социального государства, что сопровождалось национализацией значительной части британской промышленности и чрезвычайным повышением налогов. Еще в 1979 году максимальная ставка подоходного налога в Британии (взимаемого с богатых) достигала 98%, из которых 83% составлял налог на зарплату, а еще 15% дополнительно взимались с так называемого нетрудового дохода (unearned income) в виде начисляемых процентов и дивидендов[20].

Как и следовало ожидать, затянувшееся после войны государственное регулирование экономики снизило эффективность процессов хозяйствования в стране, испокон веков ориентированной на свободу предпринимательства. Последующие либеральные реформы М. Тетчер послужили сильным толчком для возобновления экономической динамики: налоги на богатых были радикально снижены, дерегуляция экономических процессов сопровождалась широкомасштабной приватизацией промышленности и либерализацией финансового сектора. Тем не менее, успех политики тетчеризма вряд ли мог бы быть гарантирован без предшествующего активного государственного вмешательства в регулирование экономических процессов, в результате которого были восстановлены экономическая и политическая стабильность в британском обществе.

Таким образом, благодаря поэтапному сочетанию дирижистских и либеральных методов в осуществлении реформ  (а не методам «шоковой терапии», уничтожающим ослабленное производство) Британии удалось справиться с трудностями переходного периода, избавится от клише «больного человека Европы» и восстановить свою конкурентоспособность на международных рынках.

Длительное применение нерыночных методов в послевоенный восстановительный период непосредственно способствовало тому, чтобы сегодня, с точки зрения деятельности бизнеса, Британия снова могла возвыситься в качестве наиболее благоприятной экономики Европы. Уровень налогов в стране ниже, чем в странах «Большой семерки» и большинстве «старых» членов Евросоюза. По скорости регистрации новой компании Британии принадлежит одно из первых мест в мире[21]. Британия возглавляет международный рейтинг Мирового банка по доступности кредитных ресурсов[22]. Последнее обусловлено, в частности, тем, что британские кредитные бюро обеспечивают беспрецедентно высокий уровень защиты прав кредиторов благодаря владению исчерпывающей информацией о финансовых возможностях заемщиков (что не совсем согласуется с одним из главных принципов либерализма – права на неприкосновенность частной жизни). Кроме того, малый и средний бизнес во многом опирается на помощь государства, которое стимулирует предпринимательскую инициативу через ряд эффективных механизмов финансово-кредитной поддержки[23].

Однако, безусловно, главным достижением дирижистско-либерального курса британских реформ стало возрождение Лондона в статусе мирового рантье. Согласно неписанным законам, в периоды кризисов слабые компании покидают рынок, в то время как более эффективные компании за их счет увеличивают свою финансовую мощь и становятся еще сильнее. Данное положение всецело применимо к Лондону, а точнее к лондонскому Сити, который, несмотря на кризис либеральной модели, продолжает возглавлять рейтинг крупнейших финансовых центров мира.[24] В 2009 году британские банки «Роял Бэнк оф Скотланд» (Royal Bank of Scotland), «Барклиз» (Barclays) и «Эйч-Эс-Би-Си» (HSBC) вышли соответственно на первое, третье и пятое место в мировой банковской иерархии по размеру финансовых активов[25]. И снова восстановлению стабильности способствовало государство, которое путем осуществления частичной или полной национализации крупнейших коммерческих банков страны, а также посредством беспрецедентной денежной эмиссии для покрытия непомерно возросшего дефицита государственного бюджета буквально за волосы вытянуло из кризиса разбалансированную банковскую систему.

Статус мирового рантье является главным фактором, определяющим элитные ниши на англо-американском рынке занятости. «Недвижимость и финансовые службы – отмечает французский философ и экономист Ж. Аттали, — подкармливающие друг друга, вместе составляют 40% роста американского частного сектора и более 50% общего роста в Великобритании … Молодые специалисты все чаще идут в недвижимость, банки и страховые компании. А труд ученых и инженеров обесценивается[26]».

Характерно, что наряду с американцами англичане получают максимальные «выгоды» от глобализации. Статус глобального банкира предоставляет Британии практически неограниченные возможности в потреблении развлекательных товаров и услуг, предметов роскоши, включая недвижимость, автомобили, бриллианты, изысканные вина, высокомодную одежду, парфюмерию и косметику. Англия имеет второе по величине в мире отрицательное сальдо внешней торговли после США, размер которого увеличился в десять раз за последнюю декаду. Урегулирование платежного баланса достигается тем, что Великобритании принадлежит второе место в мире после США по объему экспорта коммерческих услуг, в первую очередь, конечно же, финансовых.

Следует подчеркнуть, что, являясь крупнейшими потребителями, англичане выбрасывают гораздо больше пищевых продуктов, чем любая другая страна: от 20% до 40% всего, что они покупают и выращивают каждый год, оказывается в мусорном баке. Согласно проведенному консалтинговой фирмой «Си-Тек Инновейшн» (C-Tech Innovation) исследованию, ежегодно выбрасывается 17 млн. тонн неиспользованных продуктов, стоимость которых оценивается в десятки миллиардов фунтов стерлингов.[27] Англичане занимают первое место в Европе по употреблению наркотиков, в частности кокаина. Национальная статистическая служба ведет официальный учет наркотиков в расходах домашних хозяйств, доля которых в ежемесячной потребительской корзине вместе с табачными и алкогольными изделиями составляет 4%[28]. 

По итогам антикризисного саммита «Группы двадцати» (Вашингтон, 14-15 ноября 2008 года) была принята декларация, в которой лидеры «двадцатки» подчеркивали «принципиальную важность отказа от протекционизма», демонстрируя свою приверженность принципам свободной торговли[29]. Однако, вопреки взятым на себя обязательствам, США и Великобритания первыми пошли по пути активной поддержки своего банковского и корпоративного секторов, как путем прямого субсидирования, так и посредством девальвации национальных валют, защищая внутренний рынок от иностранного импорта.  

Американский политолог Ф. Закария называет кодексы поведения англо-американских элит искусственными, этноцентричными и подчас лицемерными. Со ссылкой на историка Дж. Люкакса он утверждает, что англосаксонское лицемерие является «цементом, скрепляющим цивилизацию воедино».[30] Еще более безапелляционно оценивает роль США член Римского клуба Б. Гаврилишин, который отмечает, что после окончания холодной войны США «монополизировали правду и без лишней скромности стали поучать мир, что следует делать, а что не следует».[31]

История промышленного развития в Великобритании и США  свидетельствует о том, что протекционистская политика играла ключевую роль в процессах экономического становления и интеграции этих главных идеологов доктрины либерализма в систему мирового хозяйства. Однако, поднявшись на вершину мирового экономического могущества, англосаксонские лидеры глобализации  предпочли не афишировать секретов своего удачного восхождения. По меткой аналогии корейского экономиста Чхан Ха Джуна, они просто «отбросили лестницу», по которой сами забирались наверх,  тем самым заблокировав развитие других стран[32].

Таким образом, несоответствие мнимого и действительного в навязываемой сегодня англо-американскими элитами модели либеральных ценностей превратилось в наиболее существенное противоречие  современного глобального развития.

Мировой финансовый кризис нанес серьезный удар по репутации Америки и Великобритании в качестве глобальных регуляторов экономических процессов. Поэтому в своем стремлении к сохранению лидирующих позиций в рамках глобализации, а также с целью реанимации международной популярности либеральной (англосаксонской) модели эти две страны, не взирая на исторически обусловленные противоречия, будут вынуждены идти на взаимные уступки, тем самым, укрепляя в будущем двусторонний стратегический альянс. Как отмечает академик Ю. Н. Пахомов, «нынешний кризис радикально отличается от всех предыдущих. Он финансовый только по антуражу, по формам появления. Главное же в том, что под финансовой оболочкой скрыты более глубокие процессы, которые можно охарактеризовать как конкурентное соперничество цивилизационных ценностей разных миров»[33].

Вопреки активно распространяемому мнению о том, что планы британского геостратегического лидерства утратили свою актуальность, Соединенное Королевство успешно внедряет все новые механизмы расширения своего глобального влияния, которые зачастую остаются скрытыми от невооруженного глаза.

В этой связи следует отметить тот факт, что Великобритания является самой дорогой из десяти конституционных монархий, сохранившихся в Европе. Не взирая на свое высокое затратное содержание и попытки реформирования, предпринимаемые в эпоху кромвелизма и тэтчеризма, институт монархии остается одним из главных символов стабильности и процветания Британии и продолжает пользоваться широкой поддержкой населения. По мнению 83-летней королевы Елизаветы ІІ, которая пребывает на троне с 1953 года, наряду с английским парламентом монархия является вечной, непреходящей ценностью, определяющей идентичность нации, и служит «маяком, свет которого указывает путь последующим поколениям».[34]

Несмотря на конституционные ограничения реального участия монарха в государственных делах, его авторитет  чрезвычайно высок. Это обусловлено тем, что, являясь главой Соединенного Королевства Великобритании и Северной Ирландии, английская королева также выступает главой 15 государств Содружества наций, главой самого Содружества, верховным правителем Англиканской церкви и верховным главнокомандующим британскими вооруженными силами. Кроме того, согласно английскому общему праву, английская королева является законным собственником земли всех государств и территорий, признающих ее своим сувереном. Таким образом, объединяя в одном лице все указанные рычаги власти, английский монарх представляет собой наивысшее звено в британской управленческой иерархии, являясь сосредоточением наиболее полных и целостных знаний, касающихся как внутреннего развития страны, так и вопросов глобальной политики. Как отмечает Г. Остапенко, «уникальность английского монархического института заключается в его исторической связи с могуществом Соединенного Королевства и самой структурой Британской империи, в преемственности власти. Причастность суверена к государственным делам достигается благодаря использованию им традиционных прав – быть информированным о всех происходящих событиях и давать советы премьер-министрам во время конфиденциальных еженедельных встреч».[35] 

Как следует из теории происхождения государства именно монархи, а не демократически избранные правительства, рассматриваются наместниками Бога на земле. Не исключено, что такое трепетное отношение к сохранению института монархии является скрытым инструментом вынашиваемых Британией планов в отношении восстановления ведущих позиций в глобальной управленческой иерархии. Ведь когда все остальные государства, убежденные в преимуществах представительного правления, окончательно отдадут предпочтение модели парламентской демократии, британский суверен может остаться единственным столпом конституционной монархии на всем земном шаре.

Как-то, выступая перед представителями дипломатического корпуса в Лондоне в 2006 году, один высокопоставленный британский чиновник поведал о том, какую идентичность хотелось бы привить социальным инженерам нового англосаксонского порядка остальному миру. Перечисляя основные требования к эмигрантам, приезжающим жить в Британию, он особенно акцентировал внимание на трех из них: отличное знание английского языка, владение профессией и проявление абсолютной терпимости в отношении установившегося социально-экономического порядка внутри страны.  

Что касается терпимости, то необходимо отметить, что трудовым мигрантам, прибывшим в Британию на заработки, предлагаются главным образом работы, требующие в первую очередь наличия физического здоровья, нежели опыта и образования (хотя высокий уровень последнего является обязательным требованием британских эмиграционных служб). По данным Министерства внутренних дел Великобритании, 82% из одного миллиона мигрантов, прибывших из стран Центральной и Восточной Европы после расширения ЕС и получивших право на трудоустройство в Великобритании, являются молодыми людьми в возрасте 18 — 34 лет. Около 99% заняты на работах в сфере торговли и услуг (простейшие профессии в сфере обрабатывающей промышленности, складские рабочие, упаковщики товаров, помощники на кухне, уборщики мусора и подобные им чернорабочие, официанты, горничные, сборщики урожая и другие). Из общего количества мигрантов только около 1,0% работают по профессиям, которые, по общепринятым представлениям, предполагают наличие высшего образования (врачи, юристы, учителя и др.).[36] В мае 2009 года Великобритания отказалась от введения на своей территории т.н. голубой карты Евросоюза, предусматривающей упрощение процедуры трудоустройства на территории ЕС высококвалифицированных специалистов из третьих стран.[37]

  Характерно, что Британия выступила также единственной страной из «старых» членов Евросоюза, которая наложила вето на директиву ЕС, ограничивающую максимальную продолжительность рабочей недели 48 часами. Согласно данным исследования компании Bibby Financial Services, уже сегодня 98% владельцев и менеджеров малых предприятий в Великобритании жалуются на рабочие стрессы. Свыше четверти опрошенных ощущают состояние психологического давления на рабочем месте на протяжении от трех четвертей до полного рабочего дня.[38] 

Логично предположить, что описанная выше система ценностей и есть тот «идеал», к которому подвигается человечество вследствие реализации англосаксонской модели капитализма. Применение данной модели фактически сводит «высокое предназначение» человека к роли оператора глобальных денежных потоков, ведет к полной и всеобщей коммерциализацией жизни глобального социума, подчинению поведенческих функций индивида неким законам практической целесообразности и рыночной эффективности. В рамках данной модели необходимость той или иной деятельности человека оценивается уже не только и не столько с точки зрения духовных, смысловых, моральных категорий бытия, а исключительно возможностью формирования по отношению к продукту данной деятельности определенного потребительского спроса, выражаемого в конкретных ценовых единицах с целью осуществления последующего обмена произведенных ценностей.

Таким образом, под воздействием ценностей англосаксонской модели интеллект все чаще используется в целях мультипликации стоимости давно существующих продуктов. Вместо создания новых революционных прорывных технологий, поступательного движения вперед к освоению рубежей ноосферно-космической цивилизации, научно-технический прогресс постоянно «пробуксовывает» на месте. Культ «легких денег», страсти к стяжательству и обогащению, подогреваемые все более изощренными финансовыми инновациями, подчиняют разум руководству инстинктами животного поведения.

Подобные поведенческие установки приводят к подмене традиционных норм этики и морали, сужению представлений о роли и месте человека в мире, социальной изоляции, дезориентации и подавлению личности на иррациональном уровне сознания.

Современные попытки реформирования англосаксонского мировосприятия не выдерживают критики. «Реформаторами», как правило, выступают личности, извлекающие значительные материальные выгоды из глобализации лично для себя, такие, например, как финансовый гуру Дж. Сорос. Во имя воспроизводства модели американского общества в мировых масштабах в своем монументальном труде «Открытое общество. Реформируя глобальный капитализм» Сорос предлагает ниспровергнуть авторитет философов эпохи Просвещения, утверждая, что воспетые ими «верховенство разума и приоритет науки» привели развитие общества к тому, что «деньги заняли место моральных ценностей».[39]

Американский философ Ф. Фукуяма, анализируя природу англосаксонских ценностей, указывает на отсутствие в них высоких целей, стремлений, способных служить мотивацией последовательного социального развития. В основе существования либерального общества американский философ усматривает неудовлетворенность жизни раба, которую рационально можно объяснить только «англосаксонской традицией, ценящей комфортабельное сохранение, выше признания». «Либеральные общества, — пишет Ф. Фукуяма, — определяют правила для взаимного сохранения, но не пытаются ни дать своим гражданам какую-то положительную цель, ни пропагандировать какой-то конкретный образ жизни как высший и предпочтительный. … В отсутствии положительных, «высших» целей вакуум в сердце локковского либерализма обычно заполняется погоней за богатством, освобожденным ныне от традиционных ограничений потребности и дефицита»[40].   

Очевидно, что отсутствие четких конечных целей является одной из главных причин идеологии безудержного экспансионизма англосаксонской цивилизации. По этому поводу Ф. Ницше писал: «Когда государство не может достичь своей высшей цели, то оно растет безмерно… Мировая римская империя не представляет по сравнению с Афинами, ничего возвышенного. Сила, которая должна принадлежать исключительно цветам, принадлежит теперь непомерно вырастающим стеблям и листьям»[41].

Следует признать, что до начала необратимых процессов государственной эрозии, СССР, выступая в качестве самодостаточного экономически закрытого полиэтнического пространства, воспроизводил и культивировал в основном только те ценности, которые качественно отличались от ценностей, пропагандируемых на Западе. В СССР была предпринята попытка создания мировоззрения, отличного от западного мировоззрения и образа жизни, которое преподносилось в качестве высшего, совершенного и не подлежащего критике или сомнению идеала. Самоуверенность в своем идеологическом превосходстве в равной степени была присуща и капиталистическому лагерю, что обусловило неспособность обеих систем к формированию адекватных подходов для целостного восприятия мира после падения «железного занавеса», и привело к односторонней интерпретации действительности, в основу которой легли ценности победившего во всем мире капитализма. Англосаксонские ценности, легко усваиваемые через средства массовой информации, стали определяющими в образе жизни целых народов, которые, «открывшись» в результате процесса глобализации, оказались неспособными выстроить защитные барьеры перед лавинами тщательно упакованной информации и пали жертвами идеологии рыночного фундаментализма. По меткому замечанию французского экономиста М. Альбера, с крушением коммунизма в мировой политической жизни наступила «великая пустота» в левом центре той области, которую можно было бы назвать диалектикой идей.[42]

В академических кругах постсоветского пространства часто звучат обвинительные нотки в адрес марксистской социальной доктрины, нередко слышатся дифирамбы деньгам как воплощению новой морали и духовности, символа экономической революции, ведущей к образованию «финансовой цивилизации» в глобальных масштабах.[43] Наряду с ужесточающейся критикой марксизма академическая мысль неизменно обращает свои взоры к религии, как к незыблемому проводнику научных открытий, источнику человеческой гармонии и процветания.[44] Вместе с тем, часто из виду упускается тот факт, что советский «эксперимент» явился миру неосознанной демонстрацией того самого идеала христианского общества, той самой внематричной реальности духовного благополучия и счастья, действительная форма воплощения которых нигде прежде не поднималась на такой высокий уровень развития, как на территории СССР.

Характерно, что сами идеологи цивилизаторской модели Запада не только не отрицали идеи построения коммунистического общества, но и считали развитие этого процесса вполне закономерным явлением. Дж. С. Милль, «Размышления о представительном правлении» (1861): «Когда люди перестанут отдавать предпочтение самим себе перед другими, и своим ближним перед теми, кто им чужой, тогда коммунизм будет не только вполне реальной, но и единственно приемлемой формой социального устройства. Среди элиты человечества коммунизм можно было бы вводить даже сейчас».[45] Ф. Фукуяма, «Конец истории и последний человек» (1992): «Почти любой профессионал в области изучения политики вообще и внешней политики в частности верил в вечность коммунизма, и его падение во всем мире в конце восьмидесятых было почти абсолютно неожиданным».[46] М. Альбер, «Капитализм против капитализма» (1991): «Исторический крах не только погубил коммунизм в его сталинском или бюрократическом варианте, несправедливо погибло все, что было близко или отдаленно связано с реформаторским социалистическим идеалом, или, проще говоря, с идеалом социальной справедливости».[47]

Увы, капитализм, рыночная экономика, свобода предпринимательства, представительная демократия не только не разрешили проблем мирового общественного развития после развала СССР, но и значительно усугубили их. Поэтому представляется возможным допустить, что схватка, которая происходит сегодня между бывшими, существующими и грядущими сверхдержавами ведется не только с целью доминирования в рамках англосаксонской модели капитализма, превалирующей в мире, но главным образом за право первенства в ее модернизации, в том числе, с использованием опыта построения коммунизма в СССР. 

Ультралиберальные англосаксонские круги любыми способами продолжает уводить внимание мирового академического сообщества от возможности проведения качественного всестороннего анализа ценностей советского строя (или все-таки цивилизации?). Даже после окончательной победы капитализма во всем мире, англосаксонский политический истеблишмент не только не прекратил, но и значительно усилил антисоветскую риторику. Ведь наряду с физическим уничтожением советского строя необходимо также искоренить у населения историческую память о построение первого за всю историю существования человеческой цивилизации «безденежного» общества. Данная задача достигается посредством завуалированного подкупа и открытого переманивания постсоветских интеллектуальных элит в лагерь пропагандистов либеральных ценностей. Наивысшими лаврами награждаются те, кто наиболее преуспел в научно обоснованной критике тоталитарных режимов. В этой связи небезынтересно отметить, что в октябре 2008 года авторитетный американский журнал Foreign Policy опубликовал рейтинг 100 ведущих интеллектуалов планеты, в который от России были включены Егор Гайдар, Гарри Каспаров и Лилия Шевцова[48].

Работа англосаксонской информационной машины настолько эффективна, что, начиная уже со студенческой скамьи, подрастающее поколение воспитывается в духе безальтернативности действующего миропорядка, а правильнее сказать в духе безысходности. Свидетельством тому является хотя бы тот факт, что подавляющее число дипломных, кандидатских и докторских работ по общественным наукам, выполняемых на постсоветском пространстве, посвящены позитивному описанию функционирования западных моделей и институтов. Возвышая завоевания капитализма, отечественная академическая наука практически полностью игнорирует опыт СССР, достижения советского строя, тем самым сознательно отказываясь от поиска путей «генеалогической» преемственности, попыток наведения «генетических» мостов между нашим прошлым, настоящим и будущим. Многотомные труды столпов марксизма-ленинизма, издаваемые в СССР миллионными тиражами, в нашем обществе воспринимаются сегодня в лучшем случае с иронией. А ведь именно эта и подобная ей идеологическая «макулатура» является той опорой, которая обеспечивает устойчивость любой социально-экономической системы, в том числе, и англосаксонской.

В данной связи уместно привести следующий пример. Как-то в одном из университетов Евросоюза перед многочисленной международной студенческой аудиторией была прочитана лекция, посвященная феномену авторитаризма. Объектом критики выступил исторический опыт управления в СССР и некоторых странах Африки. В конце лекции из аудитории поднялся студент из Нигерии и стал эмоционально утверждать, что народ в его стране лучше знает, как собой управлять, чем это делает демократически избранное правительство, и если вернуть стране традиционную форму правления (через вождей племен), то можно было бы прекратить творящиеся там хаос и насилие. Лекторы не стали оспаривать высказанных утверждений, но в свою очередь вполне серьезно поинтересовались, может ли нигерийский студент назвать авторитетные научные монографии, содержащие неопровержимые доказательства эффективности указанного им способа управления. Оказалось, что таких работ нет. Зато есть либеральные учебники, издаваемые в Нигерии миллионными тиражами, и обосновывающие правильность т.н. демократического пути развития. На этом дискуссия завершилась.

Если серьезно говорить о достижениях либерально-реформаторского курса на постсоветском пространстве, то, безусловно, он сопровождался некоторым повышением индивидуального благосостояния, если измерять его по количеству ввезенных импортных автомобилей, стиральных машин и зарубежных туристических поездок. Однако цена обретенного благополучия выявилась неадекватной. Результатом проведения рыночных реформ на большей территории бывшего Советского Союза стало фактически полное уничтожение крупнейшего в мире хозяйственного комплекса с высоким промышленным и научно-техническим потенциалом, разветвленной системой производственных связей и социального обеспечения, идеологией построения общества, ориентированного на формирование физически здорового, всесторонне развитого человека, воспитываемого в духе гуманизма, бескорыстия и интернациональной солидарности. 

Среди множества факторов дезинтеграции СССР остается без внимания одна из главных причин, которая заключается в невозможности и неспособности советских людей, и, в первую очередь, интеллигенции, в условиях ограниченного доступа к объектам сравнения и недостаточной нравственной зрелости по достоинству и комплексно оценить весь набор утраченных базовых ценностей, культивируемых в советской системе. К этим ценностям, прежде всего, следует отнести: гарантированное стопроцентное трудоустройство граждан, бесплатную медицину, бесплатное образование, обеспечение бесплатной жилплощадью с мизерной платой за коммунальные услуги, финансовую стабильность, высокий уровень социального обеспечения (бесплатные детские садики, бесплатные школьные лагеря, бесплатные путевки в дома отдыха и санатории), построение идеологии, основанной на возвышении и возвеличивании труда, как  высшей ценности, как главного средства благополучия и как основного показателя общественной значимости человека.

Характерно, что высокое качество бесплатного советского образования получило широкое международное признание. Доказательством этому служит не только количество лауреатов Нобелевских премий – выходцев из СССР, но и то, что по уровню грамотности взрослого населения бывшие советские республики до сих пор занимают ведущие места в индексе развития человеческого фактора ООН.

Коммерциализация образования на постсоветском пространстве наряду с переходом на Болонскую систему не только не предотвратила массового оттока специалистов за рубеж, но и существенно снизила требования, предъявляемые к преподаванию базовых дисциплин. Либеральный подход при составлении учебных планов, включение в них  новомодных курсов, подгонка содержания академических курсов под «злобу дня», без учета реальных потребностей народного хозяйства, все это привело к фрагментарности передаваемых знаний, утрате системности в образовательном процессе. Ничего удивительного в этом нет, поскольку Болонская система делает упор на узкоспециализированных курсах по выбору самих учащихся за счет сокращения фундаментального базового образования.

Коммерциализация образования на постсоветском пространстве создала возможности для преподавателей государственных вузов подзарабатывать в частных университетах, что стало причиной взваливания на себя все более увеличивающейся лекционной нагрузки; не имея достаточного времени для подготовки своих основных курсов, берутся читать параллельные. В результате, начиная уже с третьего года обучения (а иногда и раньше), студенты почти ничего нового не узнают и, как правило, теряют интерес к учебе. Лучшие школьные педагоги уходят в платные гимназии, где обучаются в основном дети обеспеченных родителей. В результате способные и талантливые девочки и мальчики из малообеспеченных семей уже с самого начала лишены качественного преподавания. А учителя общеобразовательных государственных школ для компенсации своего смехотворного заработка считают вполне приемлемой формой подработки проведение частных небесплатных консультаций для учеников, что на деле является лишь примитивным завуалированным вымогательством.[49]

Показательно, что наибольшей популярностью в постсоветских вузах сегодня пользуются экономические дисциплины. Например, в Украине каждый пятый выпускник с высшим образованием – экономист.[50] Но можно ли при этом ажиотаже говорить о соответствие преподаваемых знаний сегодняшним экономическим потребностям? Ведь теория экономик переходного типа, разработанная западными экономическими школами либерального толка, практически не учитывает исторической специфики развития стран бывшего социалистического лагеря, безальтернативно обосновывает преимущества западных экономических систем и направлена лишь на одно – до основания разрушить все достижения системы планового хозяйства. Обоснование рациональности применения на постсоветском пространстве классических теорий международной торговли (от А. Смита до П. Самуэльсона), по существу, направлено на сохранение отношений «центр-периферия», т.е. модели, которая на протяжении последних двух столетий обосновывала центральное положении сначала Британии, а позднее США в мировой торговле[51]. При этом необходимо признать, что сложившаяся система получения прибыли на постсоветском пространстве не формирует спроса на разработку данных теорий собственными силами с учетом особенностей национальной истории и хозяйствования.  

Коммерциализация сферы медицинского обслуживания является не менее проблематичным аспектом. Хотя качество предоставления медицинских услуг в советские времена являлось предметом острых дискуссий, тем не менее, доступность медицинского обслуживания была и по сегодняшний день остается (несмотря на неутешительные тенденции),  выше, чем, в англосаксонских странах. Например, в Британии действует обязательная государственная система медицинского страхования. При этом среднее время ожидания приема у врача-специалиста (после получения направления от участкового терапевта) составляет от 2 до 3 месяцев. Такая неэффективность связана с отсутствием конкуренции. В частной клинике стоимость единичной медицинской консультации составляет 220-350 долларов за час, поэтому частную медицинскую страховку могут позволить себе только восемь процентов британского населения.

СССР был построен на принципах коллективного благосостояния, в котором финансирование доступа к базовым ценностям осуществлялось, главным образом, за счет государства в противовес англосаксонской хозяйственной системе, где возможность полноценного пользования базовыми ценностями зависит от индивидуального финансового состояния. Как справедливо отмечает российский политолог и философ С. Кара-Мурза: «Тем, кто был воспитан на Пушкине, Толстом и Достоевском, было невозможно принять в целом рационализм философа гражданского общества Джона Локка, согласно которому, разъединение людей оправдано, ибо «никто не может разбогатеть, не нанося убытка другому»».[52]

В англосаксонских государствах правительства так рьяно выступают за прозрачность и отчетность перед общественностью, чтобы снять с себя всякую ответственность. Держать общественность в курсе всех событий – неотъемлемое условие поддержания капитализма «в форме». Для этого «демократические» общества через средства массовой информации ежедневно накачиваются информацией о катастрофах, болезнях, убийствах, насилие, войнах – чтобы человек не расслаблялся, и «был готов» в любой момент встретиться с бедой лицом к лицу. «Быть готовым» — означает активно поддерживать инфраструктуру капитализма – банки, страховые компании, инвестиционные, пенсионные и прочие фонды в процессе производства, обмена, распределения и потребления денег.

Можно сколько угодно сетовать на неразрешенный «национальный вопрос», дефицит и качество товаров и услуг, неадекватность заработков и перекосы советской уравниловки. Однако, все эти «огрехи» советского эксперимента кажутся ничтожно малыми в сравнении с его главным достижением. Возможно, будущим поколениям будет суждено по достоинству оценить тот факт, что СССР явился миру в образе самой передовой новации в истории человечества. Суть ее заключалась в том, что человека отстранили от необходимости в поте лица добывать себе хлеб насущный, и в буквальном смысле слова устремили в космос, в бездонный мир познания и совершенствования человеческой природы. Благодатной почвой для воспроизводства человека новой нравственной формации послужила русская крестьянская психология, не отягощенная частной собственностью и духом капитализма. Таланты человека последовательно и целенаправленно направлялись в русло совершенствования науки и искусства, а не на разработку разрушающих народное хозяйство и психику политтехнологий, финансовых и информационных инноваций. Благодаря этому дореволюционный «сырьевой придаток Запада» за сравнительно короткий период времени был выведен на передовую мирового научно-технического и культурного развития. Как небезосновательно отмечает Президент российской Академии управления К. П. Петров, задолго до аналогичных успехов Евросоюза, в СССР была решена проблема мирного и дружного сосуществования различных народов и этносов в рамках единого экономического пространства с общей валютой.

Не предаваясь искушению идеализации советского эксперимента, необходимо, все-таки, признать, что заложенный в нем христианский потенциал так и не смог быть реализованным по существу. Тем не менее, уже сама задача построения «бесклассового» и «безденежного» общества, фактически воплощенная на одной шестой поверхности земного шара (а не в утопических проектах Т. Мора и Р. Оуэна), и охватившая своей идеологической платформой половину мира, беспрецедентна по размаху замысла и масштабу реализации. РС. Кара-Мурза в своем исследовании «Советская цивилизация», в частности, отмечает: «Главная заслуга советского государства состоит в том, что оно сумело остановить, обуздать революцию и реставрировать Российское государство»[53].

Русские школы балета, музыки, кинематографа и пр. не только не были уничтожены, но пережили в Советском Союзе небывалый расцвет. К началу 1970-х годов по индустриальной мощи Советский Союз в 90-то с лишним раз превзошел царскую Россию 1913 года, занял второе место после США среди промышленных стран мира. По ряду важнейших видов промышленной и сельскохозяйственной продукции СССР вышел на первое место в мире, в частности, по производству чугуна, хлопчатобумажных и шерстяных изделий.[54] Стали широко известны достижения советских ученых. В СССР были сооружены крупнейшие в мире гидроэлектростанции; созданы первые в мире реактивные пассажирские самолеты и воздушные лайнеры со сверхзвуковой скоростью; построены первая атомная электростанция и первое судно с атомным двигателем – ледокол «Ленин»,  осуществлен запуск первого спутника Земли и космического корабля с человеком на борту – летчиком-космонавтом Ю. Гагариным. Это далеко не полный перечень всех достижений за время существования советского строя. С момента краха советской системы ничего подобного на постсоветском пространстве не наблюдалось. Сегодня средствами массовой информации сталинский ГУЛАГ, чистки, голодомор обсуждаются гораздо чаще, чем достижения того же периода, составляющие  гордость русской истории и цивилизации.

Российский писатель-футуролог М. Калашников обращает внимание на то, что «главной особенностью сегодняшнего научно-технического прогресса на Западе является прекращение «революций» со второй половины столетия. С тех пор человечество только совершенствует уже открытое, делая его все компактнее, технологичнее, экономичнее».[55] По его мнению, «гибель Советского Союза стала торжеством адаптационного прогресса западного типа («медленным шагом, робким зигзагом») над русским прорывным прогрессом («от сохи и лопатей – к звездам»). «Если бы западники не сломали СССР, то в первой четверти XXI столетия погибли бы сами. — считает М. Калашников, — В 1980-е годы русские подошли к такому технологическому скачку, что дальше Запад просто рассыпался бы».[56]

Однако СССР не суждено было долго удерживаться на высоких исторических рубежах. Оттуда страну сбросило вниз невежество собственных элит и неспособность руководства страны к трезвой оценке международной роли и места СССР. В результате, вторая по значимости экономика мира, лишенная центрального управления, стала легким источником для быстрого обогащения нуворишей.

Хуже того, вместо попыток реанимации коллективной памяти, постсоветские элиты позволили прозападному лобби убедить себя в том, что плановая экономика СССР была неэффективна по всем показателям и что есть только один способ движения вперед – либерально-демократический. Однако, ни капитализм, ни рыночная экономика, ни свобода предпринимательства, ни представительная демократия не только не разрешили проблем общественного развития на постсоветском пространстве, но и значительно усугубили их. Кроме того, несмотря на шквальную критику в адрес советского эксперимента, последний возможно был не только неизбежным, но и единственным средством предотвращения неминуемой межцивилизационной катастрофы с непредсказуемыми для человечества последствиями. Подтверждением сказанному является хотя бы тот факт, что спустя всего два десятилетия после распада СССР «золотой миллиард» полностью узурпировал в собственных интересах выгоды, извлекаемые из процессов глобализации.

Как справедливо отмечал К.Маркс полтора столетия тому назад, важнейшим признаком абсолютного ухудшения положения пролетариата при капитализме является отставание роста реальной заработной платы от расширения насущных социальных и культурных потребностей.[57] Данная закономерность наиболее отчетливо проявляет себя в настоящее время. Следует отметить, что, несмотря на финансовый кризис, совокупный объем денежной массы в мире не уменьшился. Это произошло благодаря покрытию Центробанками западных стран разницы списанных спекулятивных финансовых активов. Из этой «разницы» Уолл-стрит объявила о выплате самой себе 18,4 млрд. долл. годовых премиальных, «заработанных» на кризисе в 2008 году.[58] При этом номинальные и реальные доходы населения понизились пропорционально повышению цен на товары и услуги, а также пропорционально снижению стоимости движимых и недвижимых активов. Таким образом, государство и население превратилось в заложников мировой банковской системы. В результате чего в очередной раз в истории произошло масштабное перераспределение доходов в пользу благополучного меньшинства, ряды которого, однако, значительно поредели вследствие массовых банкротств (в том числе и в олигархической среде), сопровождающих текущий кризис.

Все это время мнимое благополучие на постсоветском пространстве держалось на достижениях послевоенного периода. Но теперь запас прочности подходит к концу. За истекшие полвека в постсоветском обществе так и не было создано более совершенной модели для воспроизводства, сохранения и приумножения достижений предыдущих поколений. Погрузившись с головой в пучину социальной отчужденности и заполнив опустошенную душу западной установкой на выживание «человек – человеку волк», постсоветский обыватель так и не обрел вожделенного счастья, хотя и помалкивает о своем разочаровании, опасаясь лишиться своих новых цепей.

В условиях обострения проблем глобального развития угроза  окончательного превращения постсоветского пространства в объект внешних манипуляций проявляется со всей очевидностью, что ознаменует начало конца эпохи существования православных славянских этносов и культуры. Чтобы не допустить подобного, необходимо повернуться лицом к своей истории, возвыситься над галопирующей духовной деградацией, ограничить свои потребности, а вместе с ними и зависимость от квазиценностей англосаксонской потребительской модели. Начать самостоятельно выстраивать идеологию развития, сплачивая вокруг нее народные массы. Без этого будущее славянской цивилизации обречено.

Подводя итоги сказанному, следует подчеркнуть, что после окончания «холодной войны» ничем не сдерживаемая популяризация и распространение англосаксонской модели капитализма привела к бесконтрольному ускорению движения факторов производства (идей, людей, услуг, товаров и капиталов), и, как следствие, к неравномерному ассиметричному накоплению духовных, интеллектуальных, финансовых и материальных активов в глобальных масштабах. Реакцией на нарушение планетарного баланса сил стал текущий мировой экономический кризис, выявивший, наиболее слабое звено в несовершенной системе ценностей современного мира. Логично предположить, что данный кризис является лишь предвестником последующей череды валютно-финансовых, геополитических, социальных и ментальных трансформаций, которые, в конечном итоге, будут призваны повлечь за собой радикальные изменения в действующей ныне парадигме  ценностей современной цивилизации.

 

КУЗНЕЦОВ Алексей Владимирович, действительный член АФХ, доктор экономических наук, профессор кафедры “Мировые финансы” Финансового университета при Правительстве Российской Федерации

 

Ссылка для цитирования: Кузнецов А.В. Культуртрегеры глобализма как антиподы ценностей советского общества // Идентичности и ценности в эпоху глобализации / Под. ред. Ю.Н. Пахомова и Ю.В. Павленко. – К.: Наукова думка, 2013. – С. 395–417