Мои воспоминания о Владимире Семеновиче Высоцком

В четверг,  25 января  2018 года  российская интеллектуальная общественность будет отмечать 80 годовщину рождения Владимира Семеновича  Владимир Высоцкого.

В  день рождения Владимира Семеновича Высоцкого — советского поэта, композитора и исполнителя, актёра, самого яркого символа эпохи семидесятых, добрые слова благодарности и памяти — прозвучат из динамиков по радио и в метро. Он является автором более 600 песен и 200 стихотворений.  Специально ко дню рождения Владимира Высоцкого телеканал «Россия » приурочат показ документальных фильмов. В Театре на Таганке 25 января москвичи и гости столицы смогут увидеть спектакль, посвященный 80 годовщине Высоцкому. Специально к 80-летнему юбилею актера в Музей «Дом Высоцкого на Таганке» появится шесть новых залов, посвященных Владимиру Высоцкому и в честь его Дня рождения.

В своей статье я хотел бы остановиться и рассказать о моих личных воспоминаниях, о нашем большом талантливом  поэте, артисте театра и кино, истинном граждане России  Владимире Семеновиче Высоцком. Социальная среда, в которой я вырос и воспитывался, а в последующем служил в армии, а также  жил и   работал за рубежом была и, я надеюсь, остается устойчивой и крепкой средой, характеризующейся  как своим устойчивыми традициями,  сплоченностью, чутким отношением к своим отцам-командирам,  учителям и воспитателям, а также внимательным  отношением не только к друг другу, но и  своей  Родине. Говоря об этой необычной среде, я имею в виду среду, которая была создана и традиционно поддерживалась  в  кадетских корпусах. В  мое время такая среда суворовских и нахимовских училищ, созданных по указанию И.В. Сталина в 1942-1943 годах. Воспитанники этих подростковых учебных заведений получали в них великолепное образование и были воспитаны в духе товарищества, коллективизма, любви к Родине, готовности выступить на ее защиту по первому ее требованию и зову. В таких военных училищах прошли подготовку сотни и тысячи выпускников, пополнявших офицерские кадры наших вооруженных сил на протяжении около 80 лет.   До последнего времени в наших вооруженных силах,  на ответственных правительственных и  гражданских должностях в учреждениях и в коммерческих фирмах служило и продолжает служить десятки тысяч выпускников  суворовских, нахимовских училищ и кадетских корпусов, разбросанных по всем уголкам нашей великой Родины.

Кадетские корпуса в России, созданные еще по указам Петра Первого, сыграли значительную роль в подготовке офицерских кадров русской армии и флота. Они прививали своим воспитанникам любовь к отечественной истории, армии и флоту, формировали у них высокую нравственность. Кадеты всегда отличались глубокими профессиональными знаниями, широкой образованностью, высокоразвитыми чувствами патриотизма, долга, офицерской чести и войскового товарищества. Активно участвовали они в общественной и культурной жизни общества.

Наиболее подготовленные и талантливые выпускники суворовских и нахимовских училищ, равно как  и выпускники кадетских корпусов, после их окончания   занимали различные  высокие государственные должности, служили на командных  и руководящих должностях  в вооруженных сил, учились и оканчивали военные, дипломатические и военно-дипломатические академии и институты.

Все мы, работники зарубежных военных аппаратов, будучи командированными в страны,   с жестким контрразведывательным режимом – США, Англия, ФРГ, Греция и другие страны НАТО  — хорошо знали и хорошо ориентировались во внутренней обстановке в нашей стране. Все выпускники военно-дипломатической академии, знали и постоянно следили за расстановкой военно-политических сил у нас и за рубежом, отслеживали появление на политическом горизонте и в различных социальных слоях Советского Союза и России, выдающих и ведущих  политиков, музыкантов, поэтов и писателей в каждый отдельный период времени. Не прошли мы мимо и восхождения на  поэтический  олимп такой звезды первой величины, как  Владимир Семенович Высоцкий.

Все мы были  свидетелями появления и постепенного движения Высоцкого,  от «Большого Каретного» до «Охоты на волков» к сердцам и умам российских патриотов в тех социальных кругах, которым была не безразлична судьба нашей страны, пути ее движения в окружающем нас мире,  и того кто нами руководит и куда нас ведет та или иная группировка политических кланов. Стихи и песни Высоцкого любили и хотели их слушать практически все молодые люди, военные, гражданские, молодежь, обучающаяся в институтах, техникумах и средних школах. Правду сказать, определенное  время имя Владимира Высоцкого  не очень хорошо воспринималось высшим партийным руководством, непосредственными начальникам, плохо сказывалось на характеристике некоторых товарищей. Увлечение Высоцким могло отрицательно сказаться на служебной деятельности отдельных офицеров, и в особенно острых случаях отражалась  и на  партийных характеристиках коммунистов. Положительное отношение ряда офицеров к  творчеству «мятежного поэта» неоднократно отрицательно сказывается на тех наших сотрудников и офицеров, которые уже находились в длительных зарубежных командировках. Руководство военных аппаратов порой косо смотрело на этих офицеров, а  отдельные неудачи в их работе  объяснялись недостаточно высокими морально-политическим качествами, ослабляемыми увлечениями Высоцким и его песнями. Однако настоящий офицер-разведчик не мог существовать за рубежом без юмора и хороших песен, которыми радовал нас Владимир Семенович. Такая «влюбленность в поэзию Высоцкого» порою оценивалась начальством  как своеобразное диссидентство, и эта оценка  повисала над шеей или головой офицера  как некий дамоклов меч, готовый упасть на него, в случае если  что-то  случается с ним или его родными.

Тем не менее, все мы, несмотря на много уровневые запреты слушать  Высоцкого, слушали его с большим удовольствием. Мы  слушали его и для нас, находящихся за рубежом, он был кусочком любимой Родины, а его юмор  был для нас допингом, помогавшим нам преодолевать давление контрразведки и активной пропаганды и критики западом нашей системы и нашей страны.   За рубежом, в  его стихах для нас всегда   звучала   музыка  и ностальгия по далекой Родине, по стране, о которой мы постоянно думали и тосковали, новости и  вести из которой, к нам доходили с большим опозданием и всегда позже происходящих или прошедших  в  Советском Союзе,  событий или каких-либо  процессов. Несмотря на негласный  высочайший  запрет слушать и записывать Высоцкого, многие из нас имели в записях и перезаписях  стихи и песни Владимира, кое — что знали наизусть и старались по случаю процитировать в разговорах и беседах с друзьями и даже с иностранными знакомыми его стихи, которые порою становились афоризмами.   На этих носителях были в основном записаны его ранние песни, практически его полу уголовная  лирика, и до нас не доходила информация о том, что у Высоцкого были  хорошие  песни, написанные к кинофильмам, к спектаклям, да и многое другое. Однако  все мы приходили в восторг от его «Милицейского протокола», «Нинки», «Послушай, Зин», «Досмотра на таможни в Шереметьево» или «Бесплатная путевка  за рубеж для  рабочего плавильного цеха» и многих других.

Первое непосредственное впечатление от встречи с Владимиром Высоцким у меня произошло в Лондоне  осенью 1972 года, где я находился во второй длительной служебной командировке по линии Министерства обороны СССР. Будучи в Англии  в период 1973 по 1977 год   я работал старшим помощником военного атташе в военных аппаратах ВС СССР при Посольстве СССР в Великобритании и имел возможность хорошо изучить эту страну. Владимир Семенович приехал, а точнее пришел в наше Посольство по консульским делам. Поэтому культурный атташе посольства пригласил его  в клуб посольства встретиться с нашими работниками, и рассказать о жизни в Союзе, о последних новостях в мире театре и кино, о своих планах на будущее  и может быть что-либо спеть  из своих стихов собравшимся.  До начала его выступления в клубе, которые обычно  начинались, как было принято в Посольстве, я зарезервировал  место себе  в клуб, и еще раз убедился, когда  прибудет Высоцкий, и какие песни он будет исполнять. К моему удивлению свободных мест в зале почти не  было и даже проходы  из входных дверей в  зал клуба были настолько плотно забиты народом, так что  что-то увидеть оттуда  было не возможно.

 Высоцкий  вместе с культурным атташе  подошел в клуб буквально за 10 мин.  до начала своего выступления. В момент его появления  в банкетном зале, все кому не досталось сидячих мест в зрительном    зале,  имели хорошую возможность посмотреть на Владимира Высоцкого. К сожалению,  в то время, особенно среди дипломатов посольства, людей, служебный долг которых обязывает их в основном находиться за рубежом, практически никто не знал его в лицо, не представлял, как  он мог выглядеть, как одевается и как  держится в  присутствии народ. Поэтому, когда появился наш культурный атташе с каким-то незаметным, небольшого роста человеком, одетым в короткую кожаную куртку и светло зеленую футболку. Никто  сразу и не подумал, что этот второй человек  и есть тот самый Владимир Высоцкий, о котором много говорят, а еще больше мечтают увидеть,  непосредственно послушать его на концерте или на частной вечеринке у кого-нибудь дома. Его внешний вид был абсолютно неприметный, тривиальный. Он показался нам очень  простым и неброским человеком. Нам просто не поверилось, что это и есть тот самый наш известный бард и человек,  покоривший простой народ Советского Союза  и тот самый счастливчик,   влюбивший в себя Марину Влади.

Высоцкий вместе с культурным атташе энергично прошел в зрительный зал. Проходя мимо стоящих в дверях работников посольства, он вежливо, достаточно тихим и приятным голосом поздоровался со всеми, находящимися поблизости в банкетном зале, кое-кому протянул и пожал руку.  Потом, поднявшись на сцену, он начал свое выступление. Голос его звучал сильно, все его хорошо слышали и затаились в ожидании его песен и его игры на гитаре. В своем выступлении перед началом концерта  Высоцкий немного рассказал о себе, рассказал, что он впервые находится в советском посольств в Лондоне, и что Лондон ему, в целом, понравился, хотя движение автомашин по левой стороне выглядит для него странным и непривычным и для нас россиян — непонятным. Когда ему дали для него приготовленную  гитару, он, пробежав по струнам, начал петь что-то про заграницу, а потом пропел полюбившуюся нам всем зарубежным работникам песню «Товарищи ученые, доценты с кандидатами…». Его песни полились  одна за другой. Он пропел несколько новых песен, нам неизвестное, которые мы никогда прежде не слышали. Концерт в целом  продолжался минут 30-40. Песни он исполнял на  большом подъеме и  с нескрываемым интересом. Основная масса присутствовавших в зале  была восхищена Высоцким и активно реагировала на содержание песен аплодисментами и одобрительными возгласами, однако, кое — кто, демонстративно поднявшись,   ушёл из зала. На меня же и на многих других выступление Высоцкого и его песни произвели большое впечатление. Его жесткий,  хрипловатый, гортанный голос, шедший из его горла как  бы будто бы с надрывом и с большой болью, звучал совершенно  необычно и немного завораживающе. От этого голоса становилось жутко и даже ужасно: в нем чувствовалась бескрайняя тревога, обида, какая-то обеспокоенность и предчувствие какой-то неотвратимой беды,  беды, которая нависла над залом и над ним, в частности. Голос был сильный запоминающийся и невероятно необычный. Казалось, что его хозяин или специально настраивается на такой  беспокойный  лад или пытается выдать из себя что-то необычное и неприемлемое для него и его слушателей.

После окончания концерта мне и многим другим  удалось пробиться к Высоцкому, рассказать ему, как нам было приятно и волнительно его слушать, пожать, наконец, его руку, заглянуть в его глаза. Однако большинству из нас не удалось ни побеседовать, ни пожать Высоцкому руку или по-человечески  просто поговорить с ним и просто познакомиться с этим человеком. Высоцкий, по нашим общим оценкам, был действительно велик и чудотворен, необъясним по своей сути и непонятен нам,  простым смертным военным и всем другим  посольским работникам. Так что данный момент в моей жизни прошел практически без глубокой удовлетворенности, и мне не удалось испытать полное удовольствие от знакомства с этим необычным человеком и талантливым поэтом.  Однако в  мою память резался лишь его голос и его незаметная и неприметная фигура, бурная энергия и невероятная аура, зажигающая всех слушателей, никого не оставляющая равнодушным.

Более десяти лет прошли с тех пор, как не стало Владимира Семеновича. За эти годы  я побывал в двух заграничных командировках: в Греции и Вашингтоне. Многие  работники нашего посольства в Афинах испытывали настоящую жалость  по ушедшему от Владимиру Семеновичу, тоску от того, что нам уже не услышать в живую голос поэта, и он уже не будет сочинять для всех нас, его почитателей новых стихов и песен. Нам даже не верилось, что  беспримерный  гений народного творчества  и великого патриота России покинул этот мир навсегда. Я и мои коллеги переживали в Греции эту утрату особенно остро и тяжело потому, что кроме запоздалых новостей из ежедневных советских газет мы практически ничего не получали по телевиденью. Большинство посольских работников  не говорило по-гречески и  мы кроме того были лишены постоянной информационной связи  с Москвой.   Любые   новости из Союза приходили к нам  спустя два-три дня.  Печальные события,  связанные со смертью похоронами Высоцкого произошли в год моего убытия в зарубежную командировку в Грецию. Весь культурный Советский Союз и особенно Москва были потрясены ужасной новостью — смертью Владимира Семеновича. В стране,  в которую я прибыл все наши знакомые, и коллеги по работе хотели услышать и узнать московские впечатления и подробности смерти Высоцкого и особенности организации его похорон на Вагантьевском кладбище  Москвы. Эти трагические события переживались сильнее  и многократно обсуждались нами со своими коллегами в Афинах. Некоторые с грустью завидовали тем, кто смог поучаствовать  или  собственными глазами увидеть  печальную процессию проводов Высоцкого из театра на Таганке на московское кладбище.

 Первые месяцы моего пребывания в Афинах  прошли при постоянном присутствии песен и стихов Владимира Семеновича. Песни Высоцкого звучали с наших маленьких магнитофонов практически постоянно. Мы слушали песни Высоцкого в  любой обстановке, когда это было удобно: на встречах  друг с другом в свободное от работы время, на встречах со своими  военными коллегами из европейских социалистических стран, на импровизированных встречах отдыха в нашем Посольстве. Надо сказать, что его песня  «Что-то кони мне попались…» пользовались наибольшим спросом и интересом. Ее всегда слушали,  молча, с неподдельной  грустью и сопереживанием с  Владимиром. Каждый думал, что эти стихи посвящены его будущей кончине и уходу из жизни. В песне звучали отчаянные слова, говорящие  о его приближающейся  неминуемой кончине. Все, начиная от нашего посла в Греции Владимира Кабошкина  и кончая постоянными служащими охранных структур Посольства, любили слушать песни Владимира Семеновича. Для каждого из нас в этих песнях звучало что-то свое, сокровенное и невероятно русское и родное.

Решением командования летом  1982 году я был переведен  из Греции в США, а  новая моя «виртуальная»  встреча с великим бардом и поэтом с Владимиром Семеновичем Высоцким» произошла у меня в  Вашингтоне и как это ни странно в конце  1990 года. Да, это так. Я прилетел уже в третий раз в хорошо мне известный Вашингтон в апреле 1989 года. В ноябре-декабре 1990 года в Вашингтоне была организована по линии культурного обмена и развития отношений с Соединенными Штатами грандиозная выставка сокровищ советских и русских  музеев. Одно название  выставки определяло и ее направление, и ее характер. Она называлась: «Вкусы  и традиции России».  Выставка подобного размера и характера в Вашингтон прибыли впервые за всю историю отношений между двумя странами. На выставке были представлены избранные экспонаты из шести российских музеев, находящихся в Советском Союзе: московского исторического музея, Кремлевского музея, музея имени А.С. Пушкина (Москва), Эрмитажа и русского музея из Ленинграда и Нижегородского музея живописи и этнографии. Выставка была открыта в помещениях Вашингтонского Смитсонианского института (музея), находящегося в центре города. Для показа прибывших в Вашингтон экспонатов было задействовано три-четыре зала в подвальных помещениях музея.  В США прибыли наиболее ценные и характерные для России экспонаты. Среди предметов выставки было много очень крупных  по размеру и весу хрустальных и золотых украшений, золотых ваз и кубков, изделий из драгоценных металлов и камней, в том числе  большие вазы из малахита и уральского камня,  было большое  количество  небольших по размеру картин великих русских и советских художников. Пригласительные билеты на выставку распространялись организаторами выставки и несколько билетов были переданы и в советское Посольство. От нашего Посольства на выставке  присутствовали работники отдела культурных связей, культурный атташе, несколько корреспондентов советских газет. Поскольку в моем приглашении стояли мой ранг и звание, я прибыл на выставку как официальный представитель военного аппарата  при Посольстве СССР в Вашингтоне и был в парадно-выходной военной форме. Естественно, мое появление, как военного, не обошлось без повышенного внимания со стороны посетителей и ко мне несколько раз обращались с вопросами по поводу представленных экземпляров коллекции, картин и изделий народного творчества и художников. Кроме того, многие хотели просто поговорить и познакомиться с генералом. Что было более чем естественным.

В одном из залов выставки ко мне подошел молодой человек, явно русского или российского происхождения, но точно не из нашего Посольства в Вашингтоне и не связанный с нашими представительствами на постоянной основе. Он был одет в совершенно необычную для Вашингтона одежду русского, недавно прибывшего в США, человека. На нем был  поношенный, двубортный пиджак черного цвета, под ним была косоворотка  тоже какого-то темного цвета, он был в галифе 10-15 летней давности или недавно пошитых брюках, но пошитых под стиль советской военной формы 50-60-х годов прошлого века. Однако наиболее приметной  внешней характеристикой этого человека были надетые на нем хромовые офицерские сапоги, и как  ни странно не первой свежести. В целом этот человек производил впечатление экстравагантного индивидуума, который, прежде всего, своим внешним видом желает привлечь к себе внимание и заявить о своей сугубой необычности.  Вообще-то он был одет как настоящий  беженец или бомж из 50-х советских годов. Выражение его лица также не отражало хорошего настроения. На правой щеке лица, чуть ниже глаза был хорошо заметный шрам треугольной формы, видимо, приобретенный этим человеком  относительно недавно. Глядя на его лицо, можно было сказать, что  он увлекается спиртным и нередко хорошо выпивает. Внешний вид его был усталый и утомленный, однако, чувствовалось его желание подойти ко мне и познакомиться со мной, как с военным. Разглядывая его издалека, я понял, что этого человека я никогда не видел, не был с ним знаком ни  каким-либо другим способом, никогда прежде не встречал, и   ни на каких мероприятиях общественных или представительских мероприятиях, проводимых в Вашингтоне и в Нью-Йорке. Но что-то мне подсказывало, что  его лицо  где-то мне встречалось, скорее всего, я этого человека видел или по телевидению или в кино. Однако знаком я с ним не был.

Подойдя ко мне, он протянул мне свою руку и сказал: «Здравствуйте, товарищ генерал! Вы, конечно, меня знаете! Я Михаил Шемякин – свободный художник. Слышали такого?» Я вспомнил, что находясь в Москве еще до отъезда в эту  командировку в США, я видел его по телевизору. Он был представлен в какой-то передаче новостей и нашим корреспондентам и высказывал несколько интересных суждений и предложений по освобождению группы советских солдат и сержантов, захваченных в плен талибами на границе Афганистана и Пакистана. В частности, он предлагал использовать свои личные возможности по организации нескольких встреч  с талибами или их руководством, чтобы определить их условия по освобождению наших граждан, в том числе ряд вариантов  ведения переговоров и других целенаправленных встреч. Я рассказал ему о том, что видел его по центральному телевидению в Москве. Слышал, что он высказывал  ряд предложений по освобождению военнопленных и что его инициативы были  хорошо встречены  в Министерстве обороны страны и поэтому достаточно хорошо известен в наших военных кругах.   Я также сказал, что пошутил с ним и решил посмотреть на его реакцию в такой расстановке. Я сказал ему, что хотя я не знаю его, как общественного деятеля, но   вот как  художника я слышал о нем, но картин его, к сожалению, не видел. Шемякин рассказал, что некоторое время назад,  в Нью-Йорке состоялась выставка его работ и что она прошла достаточно удачно и об этой выставке писали многие американские газеты и в том числе газета «Нью-Йорк таймс». По оценкам прессы и ряда посетителей, выставка пользовалась успехом, и он был доволен результатами и отношением к нему со стороны спонсоров и посетителей.  Благодаря этой выставке, сказал Михаил, он стал более известен в Америке и  его финансовое состояние несколько улучшилось. 

Какое-то время мы поговорил о советской армии и участию Советского Союза и США во второй мировой войне. Шемякин сказал, что его отец — бывший участник Великой отечественной войны и имел воинское  звание полковника, что он по-прежнему хорошо относится к военным, в частности, к военным из Советского Союза, любит военную историю и много читает художественной литературы по военной тематике и смотрит документальные фильмы о Великой отечественной войне. Наша беседа явно переходила в разряд бесед людей, имеющих общие интересы и уже заинтересовавшихся друг другом. В ходе разговора Михаил Шемякин спросил  у меня: люблю ли  Владимира Высоцкого и его поэзию,  и если  он мне нравится, то,  какое мнение у меня об этом человеке, барде и поэте. Я ответил ему, что  Владимир Высоцкий является моим любимым поэтом в Советском Союзе,   и что я очень его уважаю и люблю его стихи, и много из них знаю наизусть. Более того, я сказал ему, что я   внимательно прочитал и изучал  книгу Марины Влади «Владимир или Прерванный полет», изданную еще в 1981-1983 годах в Советском Союзе.  С  рядом  высказываний и суждений Марины Влади о Высоцком  я согласен, но с некоторыми положениями – я  был не согласен.

Михаил Шемякин сказал мне, что он очень любит и уважает стихи Высоцкого, считает себя его ближайшим другом и «единомышленником». Он рассказал, что до начала 70-х годов он вообще не был знаком с Высоцким и практически не знал и не слышал его стихов и песен. Однако в ходе одного из визитов Высоцкого  во Францию, Михаил Барышников познакомил его с Высоцким на одном из частных мероприятий у кого-то из российских эмигрантов. Сразу после знакомства они не стали друзьями, но Михаил почувствовал в Высоцком большого человек и решил более тесно с ними познакомиться и как-то сойтись. Однако обстановка складывалась так, что   сойтись с Владимиром ему сразу не удалось, но его почему-то потянуло к Высоцкому. В последующем, как сказал Михаил, жизнь свела их и их дружба началась развиваться после одного экстравагантного случая.

Он рассказал, когда он немного  больше узнал об этом человеке, то начал искать возможности встретиться с ним и познакомиться поближе. Он сказал, что узнав немного больше Марину Влади, он понял, что Владимир очень сильно болен  и поэтому он сразу сильно обеспокоился о здоровье Владимира Семеновича.  В частности, он узнал, что Марина Влади, борясь с рядом  болезней Владимира,  положила его в какой-то психоневрологический диспансер (или госпиталь) в окрестностях Парижа. Полагая, что Владимиру очень плохо и ему надо, как человеку, плохо знающему французский язык,  и впервые оказавшемуся во французской больнице, он решил любыми путями и методами прорваться в больницу и навестить Высоцкого. Однажды, это было в  воскресенье, в больницу, где находился   Высоцкий проход был уже закрыт. Шемякин несмотря на это, решил проникнуть в палату друга любыми путями и способами, и во что бы там ни стало, повидаться с Владимиром.   Он сказал, что приобретенная ранее закалка брать чуть ли не приступом советские больницы и имевшийся собственный опыт пребывания в больницах, помог ему преодолеть все препоны, заборы и охрану, и проникнуть в палату Владимира Семеновича.

Высоцкий, как сказал Михаил, пребывал в очень подавленном настроении и был  в ужасном  состоянии. Однако увидев Михаила,  Владимир  чрезвычайно  обрадовался и встретил его  уже как  настоящего друга. Первым вопросом после обмена рукопожатиями был естественный вопрос Владимира: принес ли он     что-нибудь выпить и закусить, поскольку его страшно  мучает  желание поднять свой тонус и выйти из подобного состояния, и залить  свою жажду и поднять свой тонус тем или иным путем. После нескольких минут разочарований и обиды, что на отсутствие желаемого, Высоцкий ударился снова в апатию и стал просить Михаила придумать что-либо: где найти водки или какое- либо другое  крепкое спиртное?

Признавая свою оплошность с отсутствием выпивки,  и желая как-то  помочь другу,  Михаил, взял всю ответственность за будущие неприятности на себя. Поэтому предложил Высоцкому сбежать из больницы, используя тот путь, которым он пришел. Сказано – сделано. Используя те же самые черные ходы и закрытые коридоры, они якобы свободно  выбрались из больницы, перелезли где-то через забор,  и устремились в первый попавшийся ресторан, где бы можно было что-то выпить и поесть.  Сев за стол и заказав выпивку и закуску, Михаил вдруг понял, что отправляясь на встречу с Высоцким, он не взял с собой достаточно денег, чтобы заплатить за обед и выпивку. Но отказываться от заказа было уже поздно, и Михаилу пришла в голову  озорная мысль: убежать из ресторана, не заплатив за обед и выпивку. Какими – то путями им это удалось, но они одновременно поняли, что выпили мало и надо еще добавить. Поэтому уже на этот раз Владимир якобы предложил Михаилу повторить попытку и еще раз смыться из ресторана, не заплатив. Это им якобы удалось и еще раз, однако, выпили они достаточно и убрались из другого ресторана, они  не были  схвачены ни администрацией ресторана, ни полицией. Об этих эпизодах из своей  жизни и жизни Высоцкого Михаил рассказывал с улыбкой на лице. Ему явно понравились их «безобидные проказы». Высоцкий написал очередное свое стихотворение о «французских бесах — больших балбесах», и посвятил это стихотворение Михаилу Шемякину.

«…Открытые двери больниц, жандармерий, Предельно натянута нить. Французские бесы – большие балбесы, но тоже умеют кружить. Я где-то точно наследил, последствия предвижу, Меня сегодня бес водил по городу Парижу. Канючил: «Выпей-ка бокал, Послушай-ка гитары». Таскал по русским кабакам, Где венгры да болгары…»

Дальше в ходе беседы Шемякин рассказал, что, будучи в Париже, Высоцкий в конце 1977 года дал три концерта, один из которых Шемякин посетил. Этот концерт состоялся, как он сказал, после одного их общего страшного загула. Высокого перед концертом    с большим  трудом удалось откачать:  у него были сильно  опухшие руки, что на некоторых пальцах, лопнула кожа, и  в конце выступления гитара была залита кровью. Шемякин хорошо запомнил этот концерт, так как в этот день умер русский эмигрант Галич,  неплохой исполнитель эстрадных песен. Высоцкий якобы был проинформирован об этом, но, продолжая  концерт,  ничего об этом  не сказал, хотя устроители концерта просили его  об этом. А не сказал он якобы  потому, что его  состояние было настолько плохим, что он просто опасался за результат своего  выступления, После концерта  – его за кулисами потихоньку  отпаивали шампанским.

Шемякин сказал, что для него стало  большой загадкой, как  Высоцкий  выдержал тот концерт, и каких усилий ему это стоило. Михаил сказал, в это время Высоцкий  был очень болен. Что касается результатов и реакции аудитории на это выступление, то,  по мнению Михаила, успех от концерта был настолько велик, что можно было только удивляться упорству Высоцкого и его умению зажигать  публику.

В 1985 году мне удалось найти и прочитать книгу Марины Влади «Владимир или Прерванный полет». Поэтому  я спросил Шемякина,  какого он мнение о книге, ее содержании, как он оценивает эту книгу, какое у него было мнение о самой Марине и  как он  оценивает данные  Мариной в книге  характеристики Владимира Высоцкого. В частности,  не ревновала ли она его к его, Высоцкого, популярности. На это Миша  ответил, что в книге Марина много искажала суть Высоцкого, что  она порою мучилась от того, как к Высоцкому относятся продюсеры в Голливуде, где они был вдвоем. Они якобы  узнавали и говорили  только с самим Высоцким, а  ее принимали только как законную супругу Владимира. Такое отношение  к ней сильно задевало самолюбие Марины Влади, поскольку американцы на этой гигантской мировой  кинофабрике  рассматривали ее как простую   женщину (пусть и  жену) великого россиянина. Ее они не признавали как  выдающуюся талантливую актрису. Ее появление ничего им  практически не   говорило Американцы в Голливуде не хотели знать  ни о ее таланте, ни о  ее популярности   в Америке, или где-то в  мире вообще. Более того, Шемякин считал, что и их с Высоцким отношения и взаимное влияние друг на друга в упомянутой выше книге Марина показала неправильно. В искаженном виде она представила их увлечение спиртными напитками. Так,  она показала, что друзья  якобы всегда заботились и поддерживали друг друга постоянно и во всем, а пьянели и трезвели только поочередно. Михаил высказался  категорически против того, что по книге получается, что объединяло их только пьянство и большой талант. Михаил мне сказал и повторил это несколько раз, то,  что Высоцкий по-настоящему любил и ценил Шемякина. В разное время поэт написал и посвятил Михаилу ряд песен и стихов. По подсчетам Шемякина  Высоцкий  посвятил ему до десяти стихов и песен, часть из которых в последующем была помещена в третьем томе трехтомника «Владимир Высоцкий  Стихи и песни», изданного в США в 1988 году.

С большим пафосом Михаил Михайлович  рассказывал мне, что как однажды, находясь в Париже, он спросил Высоцкого:  какие в Союзе у него были изданы стихи, и  много ли таких публикаций вышло в свет. И если у Высоцкого такие издания имеются на руках, то он хотел бы получить  их в подарок или просто посмотреть или просто их полистать. Высоцкий, махнув рукой,  в отчаянии ответил Шемякину, что за все время его работы над стихами и песнями в нашей стране, никто и никогда не смог издать хотя бы одну его работу, а те энтузиасты, которые пытался это сделать,  не смогли пересилить запреты и препятствия на пути к изданию произведений Высоцкого. Владимир говорил Шемякину,  что основная масса его стихов и отдельных произведений ходила по рукам по  Советскому Союзу.  За рубежом его стихи ходили также   в отдельных книжках «самиздата», а песни — в  записях  на низкого качественных  носителях,  на целлулоидных пленках или  на  магнитофонных  лентах. Большинство этих записей проигрывалось на небольших ручных магнитофонах или проигрывателях, а  потом уже на магнитофонах и маленьких «кассетниках».

Михаил Михайлович рассказал мне, что он предложил Владимиру издать на западе отдельной книгой  его стихи и песни. На что Высоцкий сразу  согласился. Над изданием книги работали  различные  издательства и библиотеки. В конечном итоге все доступные ему и собранные всем миром  материалы были сконцентрированы в одном месте и в последующем отправлены в США. В Нью-Йорке в издательстве «Appolon Foundation and Russica Publishers, Inc.» в 1988 году были изданы в трех томах «Собрание стихов и песен» Владимира Высоцкого.  Каждый том его стихов насчитывает от 350 до 400 страниц

Шемякин также сказал, что он как-то предложил Высоцкому записать под хороший аккомпанемент его песни, как в его, Высоцкого исполнении, так и в исполнении каких-либо бардов или артистов с  хорошими голосами. Владимир Семенович в принципе дал согласие выполнить предложение и просьбу Шемякина, однако, выразил сомнение, что кто-либо кроме него сможет петь его песни. Тем не менее,  Шемякин заразился  этой идеей и приступил к работе.  Как он сказал, немалых трудов ему стоило найти подходящий оркестр, научить артистов исполнять песни Высоцкого  без каких бы то ни было нот, так как Владимир Высоцкий практически нотной грамотой не владел и не пользовался записями по нотам.  Работа была, как он сказал, очень необычная и трудная. Часть оркестрантов постоянно нуждались в правке и принуждении запоминать мелодии и пытаться их воспроизвести как можно ближе к тому, что хотел Владимир Семенович. В результате, сказал Шемякин, нам удалось, в конце концов, в  1989-м году,  выпустить в свет семь пластинок с песнями Высоцкого, записанными его студией в Париже. Туда вошли практически все имевшиеся у него известные и наиболее популярные   песни, но значительная часть собранного материала  осталась неиспользованной. Поскольку Михаилом и его друзьями была проведена весьма большая и кропотливая работа по сбору разных и различных  вариантов песен Высоцкого, у него скопилось очень много дополнительного   материала.  Михаил сказал, что в работе по записям песен  приходилось долго трудиться и выбирать все лучшее. Он сказал также, что порою  в тот или иной день, когда записывались непосредственно песни и стихи в исполнении самого Высоцкого,  песни у него не шли или не получались, как он этого хотел. В период самой записи в исполнении Владимира Семеновича случались непредвиденные трудности: он иногда забывал текст, пел что-то другое, сбивался или вообще бросал петь, так, как у него пропадало настроение, и не было желания петь то, что ему не нравилось, или сбивался  аккомпанемент и прочее. Такая работа привела к тому, что некоторые песни у Шемякина имеется   в четырёх-пяти исполнениях. В целом, как рассказывал Шемякин, они  писали песни  до тех пор, пока Володя не оставался довольным качеством исполнения. Михаил также сказал, что кроме семи виниловых дисков с первыми, записанными во Франции песнями, у него есть  записи, сделанные  и на маленьких кассетах, но они, по его оценке,  порою были не всегда хорошего качества, так что много материала осталось в архиве.

Подобная работа над песнями и стихами Высоцкого привела к тому, что ко времени нашего с Шемякиным разговора, у него собралась. Одним словом, он оказался владельцем уникальной коллекции записей Высоцкого. Михаил сказал, что ему неоднократно предлагали передать их копии в московский музей Владимира Семеновича. Он неоднократно об этом думал, однако, его беспокоил и сейчас беспокоит вопрос об их оцифровке.  Решить эту проблему ему, к сожалению, не удалость, поскольку эта работа требовала и времени и денег, а конкретные результаты и перспективы такой работы, как он сказал, ему не ясны и ему расхотелось этим заниматься. К тому же он добавил, что он  всегда боялся того, что некоторые «предприниматели от музыки и песен»,  могут воспользоваться этими записями  не так, как хотелось бы. Вместе с тем он откровенно признавал, что ему известно, что  кое-кто из бизнесменов от искусства  использует  записи с его пластинок. Его также раздражало то, что  иногда перезапись с его пластинок выполнялась совершенно безобразно. Часто они были  сделаны технически неграмотно  и на плохой звукозаписывающей аппаратуре, допускались большие искажения и тому подобное. Шемякин после некоторого колебания признался, что оцифровать записи песен Высоцкого, и потом запустить их в широкое пользование и продажу  было его мечтой. Для того чтобы как-то решить этот вопрос он якобы   ждал приезда  в США  сына Высоцкого, Никиту. С ним он надеялся  обсудить этот вопрос, но, к сожалению,   сын  Высоцкого, по словам самого Владимира,  прибыв в Америку на празднование юбилея Шульмана, заболел. Так что задуманная Шемякиным встреча с Никитой в США  в тот период времени не удалась.

Наша встреча с Михаилом Михайловичем Шемякиным в Смитсонианском институте в центре Вашингтона продолжалась более полутора часов. За это время мы обсудили с ним много разных вопросов и тем. Шемякин сказал, что по возвращении из Вашингтона  в Нью-Йорк он направит мне обещанные им сувениры и сделает на некоторых из них такие дарственные подписи, которые будут характеризовать его впечатление о нашей встрече и беседе.

К сожалению, события дальнейшего моего пребывания в Вашингтоне сложились так, что нам не пришлось перевести наши встречи на постоянную или периодическую основу. Мы встретились с Михаилом еще один раз, и наша встреча проходила в Советском Посольстве. В это же время в наше Посольство были приглашены по какому-то случаю Р.  Ростропович и Г. Вишневская. Вместе с ними был и М. Шемякин. Вероятно, ему со стороны руководства Посольства было оказано недостаточно внимания и уделено немного времени. Может быть, по этой причине, или по каким – либо другим причинам Михаил не задержался в у нас надолго или не располагал временем и желанием для продолжения наших разговоров и бесед. Тем не менее, он узнал меня в зале. После окончания  встречи с великими артистами подошел ко мне. В разговоре он   поинтересовался, получил ли я пересланные им подарки (три книги со стихами и песнями Высоцкого и семь пластинок с песнями поэта). Он также  и  спросил: не надо ли что-либо прислать еще.  Я ответил, что мне все его подарки очень понравились, и я благодарен не только за подарки, но и за сам факт нашей с ним встречи, которую я  надолго запомню. В дополнении к нашему разговору, он поинтересовался моим мнением о его иллюстрациях к восьми стихам Высоцкого.  Я ответил, что представленные в приложении  картины – иллюстрации к трехтомнику стихов и песен Высоцкого весьма оригинальны и требуют долгого осмысливания и философского размышления. Все они достаточно  оригинальные и  несколько необычные по моим понятиям.  Шемякин сказал, что сам понимает их малое  количества, что явно недостаточно. Он  хотел  немного  проиллюстрировать творчество своего друга. Поэтому у него имелись планы существенно увеличить количество иллюстраций:  хотя бы довести их количество до 30-50  рисунков. Он сказал, что сейчас он готовит очень сложную работу – 43 иллюстрации к стихотворениям Володи. Из них только восемь было сделано раньше, остальные новые. Планировалось, что они войдут в однотомник Высоцкого, который готовило издательство «Vita Nova». Они делают такие супер высококачественные книги – переплёт из настоящей кожи, золотой обрез. Новая книга должна была выйти в 2000-х годах, но из-за перегруженности работой над другими проектами выход книги может задержаться. Однако подготовка и издание книги иллюстраций стихов и песен Высоцкого, он сказал, это его долг перед Владимиром Семеновичем, и он надеется  его с честью выполнить.

Яковлев Григорий Дмитриевич
Генерал-майор, Атташе по вопросам обороны при Посольстве России в Вашингтоне (США), Профессор Академии военных наук РФ

декабрь 2017 — январь 2018